"расторжение нарушенного договора в российском и зарубежном праве" (карапетов а.г.) ("статут", 2007)

от договора во внесудебном порядке. Такое право возникает у кредитора в силу закона, когда:
- в результате неисполнения (текущей просрочки) или отвергнутого кредитором дефектного исполнения имеет место просрочка должника (п. 2 ст. 405 ГК) и при этом нет соответствующей специальной нормы Особенной части ГК, которая указывала бы на судебную процедуру расторжения напрямую или путем указания на право требовать расторжения договора;
- имеет место частичное неисполнение должником своего обязательства или кредитор обоснованно отвергает дефектную часть осуществленного должником исполнения (п. 2 ст. 328 ГК);
- налицо предвидимое существенное нарушение договора (п. 2 ст. 328 ГК);
- право отказа от исполнения нарушенного договора прямо предусматривает та или иная специальная норма Особенной части ГК (ст. ст. 463, 480, 503, 511 ГК и др.);
- закон санкционирует право отказаться от договора независимо от нарушения без выплаты каких-либо компенсаций (ст. ст. 699, 837, 859 ГК и др.), а также с условием осуществления подобных выплат (ст. ст. 717, 782 ГК и др.).
Кроме того, не следует забывать, что согласно ст. 450 ГК право одностороннего отказа может быть установлено в соглашении сторон.
Глава 3. ОДНОСТОРОННИЙ ОТКАЗ, САНКЦИОНИРОВАННЫЙ В ДОГОВОРЕ
§ 1. Соотношение ст. ст. 310 и 450 ГК
Право на односторонний отказ от нарушенного договора в силу п. 3 ст. 450 ГК может быть предусмотрено и в договоре между сторонами. Для этого в договоре должно быть указано, что в случае нарушения того или иного условия договора должником кредитор вправе в одностороннем порядке отказаться от исполнения нарушенного договора.
Основной юридической проблемой включения такой оговорки в контракт является ее допустимость в отношениях непредпринимательского характера. Корень проблемы заложен не в ст. 450 ГК, которая собственно регулирует вопрос расторжения договора, а в ст. 310 ГК, которая указывает на то, что: 1) односторонний отказ от обязательства не допускается, кроме случаев, оговоренных в законе, 2) а в отношении обязательства, связанного с осуществлением сторонами предпринимательской деятельности, такой отказ не допускается, кроме случаев, предусмотренных в законе и договоре. Таким образом, из анализа данной статьи следует вывод, что в отношениях, носящих непредпринимательский характер, стороны не вправе включать в договор указание на внесудебный порядок расторжения. Следует обратить внимание на то, что в ст. 310 ГК говорится о том, что предпринимательский характер обязательства имеет место в тех случаях, когда обе стороны выступают в договоре как предприниматели. Соответственно, если обязательство связывает предпринимателя и частное лицо, то, как отмечает С.А. Соменков <364>, с точки зрения ст. 310 ГК оно носит непредпринимательский характер. Соответственно, исходя из буквального прочтения ст. 310 ГК, в договор, где участвует хотя бы один "непредприниматель", недопустимо включать условие о праве одностороннего отказа.
--------------------------------
<364> Соменков С.А. Расторжение договоров в гражданском обороте: теория и практика. М., 2002. С. 104.
Имеет ли смысл данное правило? На наш взгляд, включение в ГК запрета на договорное условие о праве одностороннего отказа не может быть признано разумным. Трудно сказать, что имел в виду законодатель и вкладывал ли он, действительно, такой смысл в нормы ст. 310 ГК. В любом случае с точки зрения сегодняшнего рыночного восприятия гражданского права данное ограничение автономии воли сторон не имеет под собой никаких логических или практических оснований. Поясним нашу позицию.
Возможные причины, которые могли побудить законодателя включить в ст. 310 ГК описанное выше ограничение принципа свободы договора, вкратце можно изложить следующим образом.
Во-первых, законодатель, видимо, заботился об интересах менее защищенной стороны по договору. Речь идет о защите прав слабой стороны договора, которой более сильная <365>, или юридически грамотная, сторона может навязать условие о праве одностороннего отказа, а потом и произвольно воспользоваться им. Как правило, в коммерческих отношениях выступают профессионалы, обладающие необходимыми юридическими знаниями и коммерческим опытом, позволяющим здраво оценить последствия включения в договор подобной оговорки. Поэтому применительно к коммерческим отношениям нет причин ограничивать стороны в праве санкционировать односторонний отказ. В тех же обязательствах, где участвуют лица, не являющиеся предпринимателями и не обладающие зачастую необходимыми знаниями и опытом, закон вмешивается и ограничивает свободу усмотрения сторон с целью предотвратить возможные злоупотребления со стороны более сильного контрагента.
--------------------------------
<365> Здесь и далее, говоря о слабой или сильной стороне договора, мы оцениваем реальные переговорные возможности сторон. В английском языке для такого случая существует специальный термин "bargaining power", который характеризует силы и возможности сторон при заключении договора. Одна сторона может иметь высокий уровень bargaining power в силу монополистического положения на рынке, большого количества потенциальных контрагентов, значительных финансовых возможностей, наличия штата квалифицированных юристов, а также неограниченности во времени ведения переговоров, а другая сторона - низкий уровень в силу крайней заинтересованности в заключении контракта именно с данным контрагентом, отсутствия большого выбора на данном рынке, невысоких экономических возможностей, отсутствия юридического сопровождения сделки или необходимости заключения договора в кратчайшие сроки. Соответственно, первая сторона имеет более сильную позицию при ведении переговоров и может навязать более слабой стороне явно невыгодные условия. На практике проявление этого фактора особенно заметно в связи с включением в договор условий о последствиях его нарушения. Ведь редко кто при подписании договора предполагает, что он впоследствии его нарушит. Поэтому зачастую слабая сторона, будучи крайне заинтересованной в заключении договора, не уделяет большого внимания вопросам ответственности и иных последствий нарушения, на включении которых настаивает более сильный контрагент. Когда же по тем или иным причинам слабая сторона допускает нарушение, то она подпадает под жесткий прессинг тех положений о последствиях нарушения, которые были включены в договор по настоянию сильной стороны. При этом зачастую данные положения предусматривают несправедливые и неравноправные условия в отношении последствий нарушения. Так, сильные стороны часто навязывают слабым контрагентам условия о неустойке астрономического размера, а также максимально упрощают для себя процедуру выхода из договора, при этом одновременно усложняя данную процедуру на случай, когда договор решит расторгнуть слабая сторона.
Во-вторых, проводя разграничение между коммерческими обязательствами и обязательствами, не связанными с осуществлением предпринимательской деятельности, законодатель, видимо, хотел еще раз подчеркнуть важность принципа нерушимости договора и невозможности отказа от него. Указав на то, что отступление от принципа невозможности одностороннего отказа может быть установлено исключительно на уровне закона, законодатель хотел подчеркнуть особую важность данного постулата, который не может быть обойден даже договорным условием. Далее, предусмотрев возможность включения в договор оговорок о праве одностороннего отказа применительно к обязательствам, носящим предпринимательский характер, законодатель как бы вынужденно отошел от общего принципа, так как не мог игнорировать потребности рыночной экономики, требующей большей мобильности и оперативности.
Оценивая приведенные выше две линии аргументации, мы приходим к выводу, что закон определил неверные цели и выбрал крайне неудачный вариант их реализации.
Применительно к доводу о необходимости защиты интересов слабой стороны следует заметить следующее. Во-первых, непонятно, по какой причине закон сузил сферу применения этого ограничения принципа свободы договора, указав на обязательства непредпринимательского характера. Такой подход означает запрет на включение в договор указания на внесудебный отказ независимо от того, в чьих интересах данное право вводится в договор. Так, представим следующую ситуацию. В договор между некоммерческим лечебным учреждением и коммерческой фирмой вносится условие о праве учреждения на односторонний отказ от договора в случае его нарушения фирмой. В силу ст. 310 ГК данное условие, которое на самом деле направлено на защиту интересов теоретически более слабой стороны, должно быть признано незаконным и не иметь юридической силы, что абсолютно не вяжется с той идеей, которая лежит в основе ограничения, заложенного в ст. 310 ГК. Если закон хотел предоставить дополнительную защиту в отношении условно менее защищенных некоммерческих должников, то ему следовало бы указать на невозможность для лица, осуществляющего предпринимательскую деятельность, ссылаться на предоставленное ему договором право одностороннего отказа. В таком случае закон позволял бы использовать договорные условия о праве одностороннего отказа в тех случаях, когда они направлены на защиту прав некоммерческих участников сделки. В данном же своем виде положения ст. 310 ГК решают поставленную задачу слишком грубо, приводя в ряде случаев к искажению самой идеи.
Во-вторых, вызывает сомнение сам принцип проведения водораздела. Закон принял в качестве критерия, по которому обязательства разделились в зависимости от возможности включения в договор условия о праве контрагента на односторонний отказ, такой фактор, как предпринимательский характер обязательства. На самом деле, если и идти по этому пути, то куда более точным было бы включение в закон такого ограничения применительно к публичным договорам и договорам присоединения, где неравное положение сторон действительно имеет место. Введение запрета на включение в договор оговорки о праве одностороннего отказа для всех договоров с участием некоммерческих субъектов оборота носит неадекватно широкий характер и без каких-либо разумных оснований ограничивает усмотрение сторон в тех случаях, когда в договоре нет очевидно слабой или сильной стороны.
В отношении довода о необходимости учитывать принцип нерушимости договора следует отметить то, что принцип "pacta sunt servanda", безусловно, важен для гражданского права и оборота. Но вряд ли разумно делать из этого принципа фетиш и запрещать сторонам по своей доброй воле согласовывать односторонний порядок расторжения договора. Принцип нерушимости договора предполагает запрет на несанкционированный отказ от исполнения договора. Он никак не ограничивает волю сторон на расторжение договора по взаимному согласию. Ведь никому в голову не приходит отказать сторонам в праве расторгнуть договор по взаимному согласию. Такое право прямо предусмотрено в п. 1 ст. 450 ГК. Почему же закон не позволяет дать свое согласие на расторжение заранее, включив соответствующую оговорку в договор? На наш взгляд, возможность включения в договор указания на право одной из сторон отказаться от договора в одностороннем порядке никак не противоречит принципу нерушимости договора.
В литературе предпринимались попытки обосновать более разумное понимание ст. 310 ГК. Так, М.Г. Розенберг предлагает рассматривать ограничение, заложенное в ст. 310 ГК, как не относящееся напрямую к договорам и неприменимое в тех случаях, когда кредитор реализует право, предусмотренное в п. 3 ст. 450 ГК <366>. Напомним, что п. 3 ст. 450 ГК указывает на то, что односторонний отказ может быть санкционирован и в законе, и в соглашении сторон. Соответственно, в конфликте между двумя нормами (ст. ст. 310 и 450 ГК) предлагается отдавать предпочтение ст. 450 ГК как норме, носящей специальный характер и предназначенной для регулирования именно договорных отношений. Данный подход хотя и выглядит заманчивым в силу того, что решает проблему и, по сути, устраняет возможность применения признанной нами неразумной ст. 310 ГК, но несколько уязвим с формально-логической точки зрения. Статья 310 ГК хотя и находится в подразделе, посвященном общим положениям об обязательствах, но прямо говорит о том, что стороны не вправе включать в договор условие о допустимости одностороннего отказа. Ссылка на договор явным образом дает понять, что указанная норма рассчитана на применение именно в договорных отношениях. А.Л. Маковский пишет о том, что при разработке данной статьи составители ГК имели в виду регулирование именно договоров <367>. В целом доминирующим мнением в российской цивилистике является точка зрения, согласно которой ст. 310 ГК применима к договорам <368>. Поэтому вряд ли можно утверждать о том, что п. 3 ст. 450 ГК носит специальный по отношению к ст. 310 ГК характер. На то, что ст. 310 ГК применима к договорным отношениям, не раз указывалось и в судебной практике <369>. Поэтому подход, предложенный М.Г. Розенбергом, хотя и является эффективным, т.е. приводит к нужному результату, дезавуируя неадекватную норму ст. 310 ГК, но вряд ли может быть одобрен отечественной правовой доктриной, зачастую отдающей приоритет соблюдению формальной логики при толковании буквы закона. Несмотря на это предложенный данным автором подход следовало бы принять, если бы у него не было более обоснованных с формально-логической точки зрения альтернатив. При прочих равных условиях предпочтение следовало бы отдать тому варианту решения проблемы ст. 310 ГК, который был бы наиболее близким к букве закона и теоретически непротиворечивым.
--------------------------------

<366> Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный) / Отв. ред. О.Н. Садиков. М., 2003. С. 864.
<367> Маковский А.Л. Общие правила об обязательствах в Гражданском кодексе // Вестник ВАС РФ. 1995. N 9. С. 96.

<368> Соменков С.А. Расторжение договоров в гражданском обороте: теория и практика. М., 2002. С. 104; Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Кн. 1: Общие положения. М., 1997. С. 349; Кабалкин А. Изменение и расторжение договора // Российская юстиция. 1996. N 10. С. 22; и др.
<369> Обзор судебной практики Верховного Суда РФ от 21 декабря 2000 г. "Некоторые вопросы судебной практики по граждански делам" (п. 10); решение Верховного Суда РФ от 1 июля 2004 г. N ГКПИ2004-875; Определение Верховного Суда РФ от 27 февраля 2003 г. по делу N 46-В03пр-2.
Оценивая в целом смысл ограничения, заложенного в ст. 310 ГК, мы приходим к выводу о том, что сама идея о необходимости введения ограничения на возможность включать в договор оговорки о праве одностороннего отказа если и может быть оправданна, то исключительно в тех случаях, когда речь идет об одностороннем отказе от ненарушенного договора <370>. Когда же речь идет о праве кредитора в одностороннем порядке отказаться от нарушенного должником договора,