"Переводчик в российском уголовном судопроизводстве: Монография" (Кузнецов О.Ю.) ("Издательство МПИ ФСБ России", 2006)

Перевод осуществляется одновременно с изложением показаний или оглашением протоколов следственных действий и иных процессуальных документов.
Одновременно в судебном заседании могут участвовать несколько переводчиков, назначенных судом к участию в судебном разбирательстве по уголовному делу в порядке, установленном статьей 59 настоящего Кодекса. Порядок исполнения ими своих обязанностей определяется судом с учетом мнения сторон.
3. При неявке переводчика и невозможности его замены судебное разбирательство откладывается, после чего суд принимает меры по обеспечению участия переводчика в судебном заседании.
В случае замены переводчика суд предоставляет вновь вступившему в уголовное дело переводчику время для ознакомления с материалами уголовного дела и подготовки к участию в судебном заседании. Замена переводчика не влечет за собой повторения действий, которые к тому времени были совершены в суде".
Предлагаемые выше новеллы позволят актуализировать и конкретизировать правосубъектность переводчика при его участии в рассмотрении дела судом, повысить его процессуальный статус и ответственность за результаты деятельности в судебном заседании, создать юридические механизмы взаимодействия переводчиков и органов судебной власти России.
§ 3. Перевод процессуальных документов и порядок его
оформления в уголовном судопроизводстве
Процессуальная деятельность переводчика в уголовном судопроизводстве характеризуется двойственным наполнением ее функционального содержания: с одной стороны, он призван осуществлять устный (вербальный) перевод следственных и судебных действий, осуществляющихся при участии или в отношении лица, не владеющего языком, на котором ведется производство по делу с его участием, с другой стороны, изготавливать в соответствии с ч. 3 ст. 18 УПК РФ письменные переводы процессуальных документов, подлежащих обязательному вручению или этому лицу, или иным субъектам правоотношений, участвующим в том же деле. Поэтому порядок осуществления перевода напрямую зависит от характера деятельности переводчика в рамках разбирательства по конкретному уголовному делу: очевидно, что устный перевод, функционально и методически отличающийся от письменного, имеет свои особенности, равно как и перевод процессуальных документов <125>. Следовательно, порядок исполнения устных переводов материалов дела по форме и контексту должен отличаться от содержания и правил выполнения письменных переводов процессуальных документов, на которых следует остановиться более подробно.
--------------------------------
<125> Первым, кто обратил внимание на различие в семантике содержания этих двух видов лингвистической деятельности переводчика в процессе судопроизводства, был Р.Д. Рахунов (см.: Рахунов Р.Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности. С. 274). Вслед за ним эту тему развил А.С. Александров (см.: Александров А.С. Язык уголовного судопроизводства. Н. Новгород: Нижегородская правовая академия МВД РФ, 2001).
Перевод процессуальных документов следственного и судебного производства на родной язык субъекта уголовного судопроизводства, равно как и на любой другой язык, избранный им свободно для общения в рамках процесса, является одной из форм защиты, обеспечения и реализации частного права человека на национально-языковую самоидентификацию, установленного ст. 26 Конституции РФ. Одновременно посредством перевода обеспечивается комплекс процессуальных прав и гарантий данного индивида, определенных УПК РФ и нормами международного гуманитарного права: в частности, права получать как можно скорее на языке, который указан свободно и беспрепятственно, всеобъемлющую и подробную информацию о причинах ареста или задержания, постановлении о применении меры пресечения, предъявляемых обвинениях, а также о своих процессуальных правах и способах их реализации, закрепленных в принципе 14 Свода принципов защиты всех лиц, подвергшихся задержанию или заключению в какой бы то ни было форме, утвержденного Резолюцией 43/173 (XLIV) Генеральной Ассамблеи ООН от 9 декабря 1988 г., а также права получать в переводе на родной или иной язык процессуальные документы, подлежащие обязательному вручению, гарантированного ч. 3 ст. 18 УПК РФ. Таким образом, мы можем говорить о том, что осуществление письменного перевода процессуальных документов является одним из общеобязательных направлений и форм деятельности органов дознания и предварительного следствия, а также суда по обеспечению законности при производстве по уголовному делу <126>.
--------------------------------
<126> Наиболее акцентированно на значимость письменных переводов процессуальных документов в деле обеспечения прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства, являющихся иностранными гражданами, обратили внимание Ю.Н. Белозеров и Е.А. Нагаев (см.: Белозеров Ю.Н., Нагаев Е.А. Гарантии прав и законных интересов иностранных граждан в уголовном процессе. М.: Институт защиты предпринимателя, 1999. С. 78 - 83).
Однако из этого правила, кажущегося всеобщим и универсальным, по нашему мнению, есть несколько исключений. Прежде всего, перевод текста может быть осуществлен только на тот язык, который действительно используется для социальной коммуникации представителями какой-либо этнической общности (нации, народности), с которой ассоциирует себя участник уголовного процесса, а поэтому не должно считаться обоснованным и законным требование перевода документов на какие-либо иные языки, не используемые в лингвистической коммуникации, например, на так называемые мертвые (скажем, древнегреческий, латинский или арамейский), искусственные (эсперанто) или машиночитаемые (бейсик или фортран) языки. Иными словами, чтобы быть языком перевода процессуального документа, родной участника уголовного судопроизводства или иной язык, избранный субъектом производства по делу, должен являться, прежде всего, языком общения, посредством которого возможно социальное взаимодействие людей. Это обстоятельство, к сожалению, не получило своего отражения и нормативного закрепления в тексте уголовно-процессуального закона, а поэтому представляется целесообразным предложить изменить формулировку существующей диспозиции нормы ч. 3 ст. 18 УПК РФ, изложив ее в следующей редакции: "...указанные документы должны быть переведены на родной язык соответствующего участника судопроизводства или на иной язык общения, которым он владеет".
Но и это правило, как показывает практика правоохранительной деятельности, в целом ряде частных вопросов отправления правосудия не может рассматриваться как абсолютная гарантия полного обеспечения прав участника судопроизводства пользоваться родным языком и помощью переводчика. Например, после введения в Азербайджане письменности на основе латиницы подавляющее большинство его граждан, долгое время проживающих в России, оказались не в состоянии читать тексты на родном языке, переданные в этой литерации, и поэтому многие представители азербайджанской диаспоры при возбуждении против них уголовного преследования стали требовать оформления письменных переводов процессуальных документов в привычном для них написании на основе кириллицы, что, по сути, вступает в противоречие с принципом уважения сторонами международных отношений государственного суверенитета друг друга, одним из атрибутов которого является государственный язык страны и его письменность (ее составной частью является графическая основа национального алфавита). В результате сложилась парадоксальная ситуация, наглядно демонстрирующая деликатность и специфику такого положения дел. С одной стороны, перевод процессуального документа, постановленного должностным лицом органа дознания или предварительного следствия, являющегося в силу своего юридического статуса официальным документом органа исполнительной власти Российской Федерации, с русского языка - государственного языка России и языка судопроизводства на ее территории на азербайджанский язык в кириллической литерации будет нарушать государственный суверенитет Азербайджана, поскольку он должен быть исполнен в той графической форме, которая установлена там законодательно, т.е. написан в графике латиницы. Однако перевод в письменной форме на основе латиницы нарушает процессуальное право субъекта судопроизводства получать объективную информацию о своем правовом положении в форме текста, доступного для его восприятия и понимания, вследствие чего тот фактически лишается возможности понимать содержание врученного ему перевода, а это, естественно, влечет за собой нарушение права знать, в чем его обвиняют, что, в свою очередь, является серьезным нарушением общепризнанных стандартов в области прав человека.
Поэтому дополнительную актуальность, на наш взгляд, приобретает вопрос о необходимости законодательно установить и закрепить обязанности органа дознания и предварительного следствия, а также суда не просто перевести процессуальный документ, подлежащий обязательному вручению участнику разбирательства по делу, не владеющему языком судопроизводства, в переводе на его родной или иной язык, который он свободно избрал для общения в рамках уголовного процесса по делу с его участием, но и исполнить его перевод в той литерации (написании), которую данный субъект уголовно-процессуальных отношений индивидуально способен адекватно воспринять. Такое понимание в полной мере относится и ко многим языкам стран дальнего зарубежья, имеющим две графические основы своего алфавита (например, вьетнамский язык, равно как и большинство языков стран Юго-Восточной Азии, имеет две письменности - иероглифическую и на основе латиницы). Поэтому предлагается несколько расширить диспозицию нормы ч. 3 ст. 18 УПК РФ и дополнить ее следующим положением: "...а перевод должен быть изготовлен с использованием той графической основы алфавита языка перевода, которая бы обеспечила свободное понимание содержания документа".
Кроме того, необходимо иметь в виду, что письменный перевод процессуального документа может быть произведен только на тот язык, который имеет письменность (иначе возможность и выполняемость перевода теряет всякий смысл), причем участник процесса, избравший его для общения в рамках производства по делу, должен уметь читать и понимать текст, переданный с ее помощью. Актуальность этого требования в современных условиях подтверждается таким примером: письменность ловарьского диалекта цыганского языка (языка рома) в России была разработана только в 1999 году, и до сих пор на ее основе не создан школьный курс родного языка, а поэтому цыгане в нашей стране, принадлежащие к этой ветви народа рома, за единичными исключениями не умеют по-цыгански ни писать, ни читать, т.е. они являются функционально неграмотными в своем родном языке <127>. Такое положение дел, к сожалению, объективно сложилось в отношении всех российских цыган: несмотря на то, что письменность северорусского (московского) диалекта языка рома, административно назначенного письмом Народного комиссариата просвещения СССР от 10 мая 1927 г. N 63807 языком всех отечественных цыган, существует в нашей стране три четверти века, самими цыганами она никогда не использовалась, поскольку все эти годы рассматривалась ими как "чужая" <128>. Сегодня мы можем говорить о том, что искусственно созданная цыганская письменность все еще является мертворожденной, а поэтому в тех редких случаях, когда правоохранительным органам удается изготовить письменный перевод процессуального документа на цыганский язык, он все равно не получает востребованности из-за индивидуальной неспособности участника уголовного процесса, считающего себя представителем народа рома (цыган), читать и писать на этом языке. В результате складывается патовая ситуация, когда участие переводчика в уголовном судопроизводстве и добросовестное исполнение стороной обвинения всех установленных законом действий по обеспечению права национально-языковой самобытности индивида все равно никак не гарантируют и не обеспечивают этого права субъекта уголовного судопроизводства, не способного полноценно общаться ни на своем родном языке (из-за отсутствия письменности данного языка или субъективного незнания ее), ни на языке, на котором осуществляется разбирательство по делу (из-за полного или частичного незнания этого языка). Сегодня уголовно-процессуальный закон не дает никакого ответа на вопрос о том, как следует поступать в этом случае, а поэтому мы постараемся сформулировать его самостоятельно, исходя из личного представления о возможности его решения.
--------------------------------
<127> Романа ворби: цыгано-русский и русско-цыганский словарь ловарьского диалекта / Под ред. П.С. Деметра. М.: Апостроф, 2001. С. 20 - 21.
<128> Более подробно о ситуации с цыганской письменностью в Российской Федерации см.: Торопов В.Г. История изучения цыганского языка в России // Цыгане: Сб. статей. М.: Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая, 1999. С. 18 - 19. В частности, кэлдэрарский диалект цыганского языка, не имеющий орфографии, в качестве своей графической основы использует письменность русского языка без привнесения в нее каких-либо дополнительных символов (см. подробнее: Деметр П.С., Деметр Р.С. Цыганско-русский и русско-цыганский словарь (кэлдэрарский диалект). М.: Русский язык, 1990. С. 11 - 12).
Поскольку ч. 4 ст. 43 Конституции РФ устанавливает обязательность общего среднего образования (в объеме не менее 9 классов общеобразовательной школы), то каждый житель нашей страны обязан уметь писать и читать хотя бы на одном из 38 языков народов России, обучение на которых ведется в нашей стране. Поэтому если родной язык участника разбирательства по уголовному делу, не владеющего языком судопроизводства, не имеет письменности (к их числу относится большинство языков малочисленных народов Дальнего Востока и Северного Кавказа) или он сам не владеет навыками чтения и письма на этом языке, то процессуальные документы должны быть вручены ему в переводе на тот язык, который он способен воспринять. В качестве такового следует, на наш взгляд, использовать язык обучения, на котором субъект процессуальных отношений получал общее среднее образование, или иной язык одного из народов России, обладающий письменностью, указанный стороной защиты. Это предложение по совершенствованию уголовно-процессуального законодательства России может быть, по нашему мнению, реализовано посредством включения в структуру ч. 3 ст. 18 УПК РФ дополнительного абзаца, в котором бы нормативно закреплялся данный аспект процессуальной деятельности.
Суммируя предложения по усовершенствованию содержания нормы ч. 3 ст. 18 УПК РФ, сформулируем ее редакцию, которая бы отражала необходимые изменения и дополнения:
"3. Если в соответствии с настоящим Кодексом следственные и судебные документы подлежат обязательному вручению подозреваемому, обвиняемому, а также другим участникам уголовного судопроизводства, то указанные документы должны быть переведены на родной язык соответствующего участника