"Переводчик в российском уголовном судопроизводстве: Монография" (Кузнецов О.Ю.) ("Издательство МПИ ФСБ России", 2006)

по любому делу (предъявление обвинения, допрос подозреваемого (обвиняемого), избрание меры пресечения, ознакомление с материалами дела и т.д.);
- следственные действия, обусловленные составом преступления и (или) обстоятельствами дела (допрос потерпевшего и свидетелей, обыск или выемка, предъявление для опознания, очная ставка и др.).
Подобное деление никак не преуменьшает значимости последних и является лишь констатацией факта, поскольку и в первом, и во втором случае в результате их осуществления в материалы дела заносятся сведения, которые впоследствии могут стать доказательствами по нему. Несмотря на различную юридическую природу причин, лежащих в основе производства двух выделенных выше групп процессуальных процедур досудебного производства по уголовному делу, все они исполняются, а их материалы документируются уполномоченными на то лицами органов охраны правопорядка по общим правилам, закрепленным в УПК РФ. Следовательно, мы можем говорить о том, что они имеют формулярный характер, т.е. все следственные действия осуществляются в соответствии с законодательно установленными алгоритмами производства, а их результаты материально фиксируются согласно узаконенным правилам составления документов следственного делопроизводства <95> (в частности, об этом свидетельствует дополнительное включение в структуру уголовно-процессуального закона части 6 (гл. 56 и 57), определяющей типовые формы бланков процессуальных документов).
--------------------------------
<95> Соотношение содержания предварительного расследования и формы материальной фиксации его результатов наиболее подробно исследовал А.В. Белоусов (см.: Белоусов А.В. Процессуальное закрепление доказательств при расследовании преступлений. М.: Юрлитинформ, 2001). Ранее об этом в контексте законоположений УПК РСФСР писал В.И. Басков (см.: Басков В.И. Протокольная форма досудебной подготовки материалов. М.: Юридическая литература, 1989).
Основанием допуска переводчика не просто к участию в разбирательстве по делу в целом, но и к участию в производстве конкретного следственного действия является субъективное желание субъекта процессуальных правоотношений пользоваться родным языком во время своей вовлеченности в проведение той или иной процедуры предварительного расследования. Так, при проведении допроса в соответствии с ч. 1 ст. 189 УПК РФ и, если допрашивается обвиняемый, то с ч. 2 ст. 173 УПК РФ, следователь обязан выяснить, владеет ли допрашиваемое лицо языком судопроизводства и на каком языке оно желает давать показания, а также пользоваться лингвистической помощью переводчика. В типовой форме (бланке) протокола допроса потерпевшего (свидетеля) с участием переводчика (прил. 62 к ст. 476 УПК РФ) <96> потребность в участии переводчика при его проведении формулируется в виде категорического заявления субъекта процессуальных правоотношений: "Русским языком не владею, в услугах переводчика нуждаюсь с (какого именно) языка". По нашему мнению, подобная формулировка не вполне корректна и входит в явное противоречие с нормой ч. 1 ст. 10 Федерального конституционного закона "О судебной системе Российской Федерации" от 31 декабря 1996 г. N 1-ФКЗ (в редакции Федерального конституционного закона от 15 декабря 2001 г. N 5-ФКЗ) <97>, которая в т.ч. устанавливает, что "судопроизводство и делопроизводство в других федеральных судах общей юрисдикции могут вестись также на государственном языке республики, на территории которой находится суд", т.е. на языках народов России, имеющих закрепление подобного статуса в региональных конституциях республик в составе Российской Федерации (аналогичная норма содержится в ч. 1 ст. 18 УПК РФ). Следовательно, русский язык не всегда будет являться языком уголовного судопроизводства при разбирательстве по конкретному делу, вследствие чего может возникнуть процессуальная коллизия, вызванная несовершенством указанной выше формулировки Закона: участник процесса, свободно владеющий языком судопроизводства, применяемым на территории его республики и отличном от русского, тем не менее должен будет обеспечиваться помощью переводчика с русского языка, который при определенном стечении обстоятельств вообще не будет использоваться при производстве по конкретному делу, что представляет собой и теоретический, и прикладной нонсенс. А поэтому мы предлагаем изменить соответствующую формулировку типового бланка протокола допроса свидетеля (потерпевшего) с участием переводчика, изложив ее в более корректной, на наш взгляд, редакции, которая бы учитывала особенности организации отправления правосудия на территории республик в составе России: "Языком, на котором осуществляется производство по уголовному делу с моим участием, не владею, нуждаюсь в услугах переводчика с (какого именно) языка".
--------------------------------
<96> В редакции Федерального закона "О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации" от 26 апреля (29 мая) 2002 г. N 58-ФЗ // СЗ РФ. 2002. N 22. Ст. 2027.
<97> СЗ РФ. 1997. N 1. Ст. 1; 2001. N 51. Ст. 4825.
Уголовно-процессуальный закон определяет необходимость выявления и документального закрепления субъективного желания участника разбирательства по делу пользоваться услугами переводчика только при проведении следователем допроса потерпевшего (свидетеля), а также обвиняемого. В отношении организации иных следственных действий (например, обыска, очной ставки, предъявления для опознания и др.) в тексте отраслевого процессуального закона (но не в приложениях к нему) аналогичных требований мы не встречаем. Такое положение дел, по нашему мнению, может быть объяснено отчасти тем, что допросы основных участников дела являются как бы "первичными" действиями, и на основе сведений, полученных при их производстве, в целях подтверждения или опровержения последних назначаются иные процессуальные процедуры в отношении уже известного следователю круга лиц, субъективные характеристики которых ему становятся известными именно во время допроса. А поэтому, вынося постановление о назначении или проведении иных действий, следователь заранее может определить круг их участников, изначально включив в число последних переводчика, назначаемого к участию в уголовном процессе вследствие заявления (ходатайства) о потребности какого-либо субъекта разбирательства по делу в лингвистической помощи, поданного как раз во время допроса. Иными словами, потребность в услугах переводчика следователем может быть выявлена только в результате личного вербального (т.е. устного) общения с участником процесса, которому она должна быть обеспечена, а такое коммуникационное взаимодействие в рамках предельно формализованных процедур уголовного судопроизводства возможно только в форме допроса <98>. Именно по этой причине, как представляется, организуя проведение иных, кроме допроса, следственных действий, следователь или иное равное ему по процессуальному статусу должностное лицо правоохранительных органов обязаны обеспечить участие переводчика самостоятельно, без получения каких-либо дополнительных ходатайств на этот счет, поскольку потребность в его помощи была объективно установлена ими заранее.
--------------------------------
<98> На это обстоятельство первыми обратили внимание Ю.И. Белозеров и Л.М. Карнеева (см.: Белозеров Ю.И., Карнеева Л.М. Протокольная форма досудебной подготовки материалов органами дознания в советском уголовном процессе. М.: Знание, 1987. С. 28 - 30).
Назначив в соответствии с ч. 2 ст. 59 УПК РФ к участию в разбирательстве по делу переводчика и допустив его к совершению конкретного следственного действия, следователь обязан представить его всем вовлеченным в него лицам, сообщив им данные о его личности, профессиональной деятельности и квалификации, а также разъяснить им право заявить ему как личности отвод согласно ст. 69 УПК РФ. Норма данной статьи не устанавливает обязательности письменной фиксации в материалах предварительного расследования факта реализации или отказа от реализации этого права субъектом процессуальных правоотношений, которому переводчик назначается оказывать помощь, равно как и иными участниками судопроизводства. Однако типовая форма протокола допроса свидетеля или потерпевшего с участием переводчика (прил. 62 к ст. 476 УПК РФ), являющаяся базовой для всех бланков протоколов прочих следственных действий в вопросе документального оформления участия переводчика в досудебном производстве, нормативно предусматривает необходимость данного действия, закрепляя алгоритм его осуществления. Представив переводчика лично, следователь должен зачитать вслух соответствующему участнику процесса содержание ст. 69 УПК РФ, после чего оно должно быть переведено на его родной язык. После разъяснения подобным способом права на отвод переводчика у соответствующего субъекта разбирательства по делу берется подписка об этом, о чем вносится формулярная запись в протокол следственного действия, после чего письменно фиксируется факт заявления отвода с указанием его мотивированных причин или отказа от его заявления, что также удостоверяется личной подписью данного участника судопроизводства.
Несмотря на то, что уголовно-процессуальный закон детально устанавливает перечень документов предварительного расследования (прил. 4, 5, 13, 21, 24, 26, 30 - 34, 37, 43, 44, 55 - 58, 67 - 71, 77 и 78 к ст. 476 УПК РФ), в которых должно фиксироваться участие переводчика в следственных действиях (если они, конечно, производятся с его помощью), и даже указывает места в их типовых формах, куда должна быть помещена соответствующая запись, заимствованная из прил. 62 к ст. 476 УПК РФ, сотрудники правоохранительных органов очень часто "забывают" скопировать ее в соответствующий документ, тем самым не просто нарушая требования закона, но и фактически лишая доказательственной силы сведения, полученные в результате проведения конкретного следственного действия <99>. Как показал проведенный нами анализ 200 уголовных дел с участием переводчиков, практически каждое третье из них (69 дел, или 34%) не имеет в протоколах следственных действий, за исключением протоколов допросов, надлежащим образом оформленных записей об отказе от реализации права на отвод переводчика, как это предусмотрено прил. 62 к ст. 476 УПК РФ. Причем в половине выявленных нами случаев (24 из 69) отсутствие данной записи являлось основанием для заявления стороной защиты перед судом ходатайства об исключении доказательства по делу в виде этого протокола в порядке ст. 235 УПК РФ и в соответствии с ч. 1 и п. 5 ч. 2 ст. 381 УПК РФ. Поэтому безусловное исполнение сотрудниками органов охраны правопорядка правил документирования результатов участия переводчика в совершении процессуальных действий является важнейшим критерием законности при их производстве.
--------------------------------
<99> На это обстоятельство также обратил свое внимание М.А. Сильнов (см.: Сильнов М.А. Вопросы допустимости доказательств в уголовном процессе: Досудебная стадия. М.: МЗ-Пресс, 2001. С. 46).
Перед производством всякого действия, установленного уголовно-процессуальным законом, следователь или иное равное ему по статусу должностное лицо правоохранительных органов в соответствии с ч. 5 ст. 164 и ч. 10 ст. 166 УПК РФ обязаны объявить и разъяснить переводчику (равно как и любому иному участнику данной процедуры) его права, обязанности, ответственность, установленные ч. 3 - 5 ст. 59 УПК РФ, и порядок производства этого действия, факт чего удостоверяется личной подписью переводчика в его протоколе. На первый взгляд может сложиться впечатление, будто юридическая конструкция данной нормы позиционирует переводчика не просто как факультативного, а как фрагментарного участника субъекта процессуальных правоотношений, назначаемого к участию в деле лишь для обеспечения законности отдельных следственных действий и, следовательно, допустимости полученных в результате их производства доказательств (иначе зачем следует разъяснять переводчику его правосубъектность перед каждой процессуальной процедурой?). Однако ошибочность подобного мнения становится очевидной, если принять во внимание следующие обстоятельства: во-первых, переводчик не является профессиональным участником судопроизводства, для которого знание процессуальных прав и обязанностей в повседневной жизни не является обязательным; во-вторых, возможность реализации им своей правосубъектности корреспондирует с иными участниками судопроизводства посредством отказа от его отвода как личности, которая постоянно должна подтверждаться в зависимости от изменяющегося круга лиц, участвующих в проведении того или иного следственного действия; в-третьих, допустимость доказательств, собранных в результате осуществления следственного действия (в т.ч. и с участием переводчика), напрямую зависит от законности способов их получения и фиксации в материалах уголовного дела, одним из критериев которых является безусловное соблюдение всех формальных процедур, установленных УПК РФ. Кроме того, перед началом того или иного действия следователь обязан разъяснить участвующим в нем лицам их правосубъектность в контексте исключительно содержания самого действия, а не уголовного процесса в целом (например, нет нужды объяснять переводчику, прибывшему на место проведения обыска, возможности применения к нему мер процессуального принуждения в случае его уклонения от явки по вызовам органа предварительного расследования или суда). Поэтому объяснение переводчику форм и способов реализации им своей правосубъектности в условиях ситуационной адекватности его деятельности содержанию и назначению следственного действия (естественно, наравне с прочими его участниками) является условием законности не разбирательства по делу вообще, а производства непосредственно самого следственного действия и, как результат, допустимости доказательств, полученных в ходе его проведения <100>.
--------------------------------
<100> Сильнов М.А. Вопросы допустимости доказательств в уголовном процессе: Досудебная стадия. С. 34.
Еще одним императивным условием допуска переводчика к участию в производстве конкретного процессуального действия согласно ч. 5 ст. 164 и ст. 169 УПК РФ является предупреждение его следователем об ответственности, предусмотренной ст. 307 УК РФ за заведомо неправильный перевод, факт чего фиксируется во вводной части протокола и удостоверяется личной подписью переводчика. Насколько это оправданно, ответ на этот вопрос должен стать предметом дискуссии, поскольку основанием возникновения деликтоспособности переводчика как составной части его правосубъектности является, как мы писали выше, взятие у него подписки о предупреждении об уголовной ответственности за подобное нарушение закона по форме, установленной прил. 61 к ст. 476 УПК РФ, сразу же после вынесения постановления о назначении его кандидатуры в данном процессуальном качестве к участию в разбирательстве по делу. Похоже, отечественные законодатели, учитывая так