"Переводчик в российском уголовном судопроизводстве: Монография" (Кузнецов О.Ю.) ("Издательство МПИ ФСБ России", 2006)

вынося об этом, руководствуясь ст. 122 УПК РФ, соответствующее постановление. В этом случае публичный характер разрешения ходатайства об отводе переводчика, производящегося хотя бы в присутствии и при участии последнего, является дополнительным эмоционально-психологическим фактором проверки обоснованности мотивации подобной процессуальной просьбы, а также буквальным исполнением данного предписания.
--------------------------------
<85> Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. С. 443.
Факт наличия в материалах дела ходатайства об отводе переводчика не означает его автоматического разрешения или удовлетворения. Среди выявленных нами 32 случаев заявления отвода положительное разрешение ходатайства произошло только в 24 случаях (75%), остальные 8 в ходе их публичного рассмотрения были признаны необоснованными, причем ни в одном из них впоследствии жалобы на такое решение не были принесены прокурору или в вышестоящую судебную инстанцию. Во всех случаях поводом для отказа в удовлетворении ходатайств явилось отсутствие предусмотренных законом оснований для устранения переводчика от участия в производстве по делу. Поэтому сложно согласиться с мнением А.П. Рыжакова, считающего, что вопрос об отводе переводчика "решает сам следователь, прокурор, судья или суд по своему внутреннему убеждению" <86>. В основе такого решения лежит буквальное исполнение нормативных предписаний, а не волюнтаризм конкретного должностного лица.
--------------------------------
<86> Рыжаков А.П. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации. С. 215.
Требование о тщательном подходе к разрешению ходатайств об отводе переводчика предусматривает в первую очередь соотнесение материалов и обстоятельств производства по конкретному уголовному делу с законодательно закрепленными обстоятельствами, исключающими переводчика как личность из процесса судопроизводства по нему. Уголовно-процессуальный закон устанавливает два основных вида оснований для отвода переводчика:
- наличие обстоятельств, исключающих его участие в производстве по уголовному делу (ч. 1 ст. 61 и ст. 62 УПК РФ);
- обнаружение его некомпетентности (ч. 2 ст. 69 УПК РФ).
Часть 1 ст. 61 УПК РФ содержит исчерпывающий перечень обстоятельств, исключающих участие переводчика в конкретном уголовном деле. При их наличии он обязан в соответствии с ч. 1 ст. 62 УПК РФ устраниться от участия в производстве следственных и судебных действий (фактически заявить мотивированный самоотвод), иначе отвод ему может быть заявлен любой из сторон следственного и судебного разбирательства, а также любым участником процесса. Переводчик как процессуально самостоятельный и независимый субъект уголовно-процессуальных правоотношений не имеет права участвовать в производстве по делу, если он:
- является потерпевшим, гражданским истцом, гражданским ответчиком или свидетелем по данному уголовному делу;
- участвовал в его производстве в качестве гражданского заседателя, эксперта, специалиста, понятого, секретаря судебного заседания, защитника, законного представителя подозреваемого (обвиняемого), представителя потерпевшего, гражданского истца или гражданского ответчика, а также дознавателя, следователя, прокурора или судьи;
- является близким родственником или родственником любого из участников производства по данному уголовному делу.
Наличие одного или нескольких из перечисленных выше обстоятельств позволяет предполагать способность переводчика как участника уголовного процесса, от которого существенным образом зависит принятие в рамках уголовного судопроизводства общеобязательных решений, пристрастно и заинтересованно влиять на ход и содержание разбирательства по делу. При этом сторонам процесса не требуется обязательного установления каких-либо доказательств, свидетельствующих о реальном проявлении переводчиком, как и любым иным участником производства, заинтересованности в определенном исходе уголовного дела или о его намерении способствовать необъективному разрешению этого дела, безразлично, на стадии предварительного расследования или рассмотрения судом. Для его отвода достаточно уже того, что есть основания полагать возможным проявление его необъективности (даже если он сам этого не осознает) вследствие существования одного из указанных обстоятельств <87>. Исходя из такого понимания, мы солидаризируемся с мнением М.А. Джафаркулиева о том, что отвод как отдельный институт отраслевого законодательства является нормативной базой для одной из процессуальных возможностей контроля как для стороны обвинения, так и для стороны защиты за деятельностью переводчика, качеством и точностью исполнения им своих обязанностей, а также процессуально обусловленным способом осуществления общественного надзора за законностью деятельности органа, осуществляющего производство по делу <88>.
--------------------------------
<87> Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. В.М. Лебедева. М.: Спарк, 2002. С. 146.
<88> Джафаркулиев М.А. Язык судопроизводства в многонациональном государстве. С. 139.
Отечественная судебная практика предельно жестко трактует некоторые из перечисленных выше общих оснований для отвода переводчика: в частности, должностные лица правоохранительных органов, осуществляющие или осуществлявшие ранее дознание или следствие по делу, не имеют права одновременно участвовать в нем в качестве переводчика. Практика совмещения в одном лице служебных обязанностей дознавателя, следователя, прокурора или судьи с функциями переводчика в рамках одного дела на основании Определения Верховного Суда РСФСР от 10 июня 1979 г. является существенным нарушением сотрудниками правоохранительных органов норм уголовно-процессуального закона, влекущим направление дела на дополнительное расследование <89>. В современных условиях, когда в отечественном уголовно-процессуальном законодательстве упразднен институт дополнительного расследования, подобные действия должностных лиц в соответствии с ч. 2 ст. 381 УПК РФ являются основанием для отмены или изменения судебного решения.
--------------------------------
<89> Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР от 27 декабря 1952 г. по делу Данкова и Перегузы // Сборник постановлений Пленума и определений Коллегий Верховного Суда СССР по вопросам уголовного процесса. 1946 - 1962. С. 18; Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР от 10 июня 1979 г. по делу Андреева // БВС РСФСР. 1980. N 1. С. 10.
Одновременно ч. 2 ст. 61 УПК РФ в качестве дополнительного основания для отвода любого участника уголовного процесса (в том числе и переводчика) предусматривает также наличие "иных обстоятельств, дающих основание полагать", что он "лично, прямо или косвенно, заинтересован в исходе данного уголовного дела". Однако, относя к числу оснований для отстранения от участия в производстве по уголовному делу "личную, прямую или косвенную, заинтересованность", законодатель не указывает ни формально определенных признаков такой заинтересованности, ни возможных ее проявлений. Определенную ясность в этот вопрос вносит Постановление Пленума Верховного Суда СССР "О соблюдении законодательства, регламентирующего участие народных заседателей в осуществлении правосудия" от 3 апреля 1987 г. N 1, согласно которому к ним могут быть отнесены "служебная зависимость, подотчетность или подконтрольность указанных лиц, любые другие обстоятельства, вызывающие сомнения в их беспристрастности" <90>, например, наличие дружеских или неприязненных, а также финансовых отношений. В данном случае субъективный фактор выступает в роли объективного обстоятельства, являющегося основанием для отвода. Таким образом, решение вопроса о том, свидетельствуют ли те или иные обстоятельства о наличии у переводчика как у полноправного участника производства личной заинтересованности в исходе дела, определяется особенностями конкретного уголовного разбирательства.
--------------------------------
<90> Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. С. 294.
Несколько по-иному трактует этот вопрос Г.П. Саркисянц, который устанавливает критерии и на их основании дает определения прямой и косвенной личной заинтересованности переводчика как личности, способной повлиять на результаты следственного и судебного производства. По его мнению, "прямая личная заинтересованность означает наличие у переводчика в данном деле конкретного материального или иного личного интереса, затрагиваемого при расследовании или судебном разбирательстве". Под косвенной личной заинтересованностью он подразумевает всякую иную заинтересованность переводчика, его родственников и близких людей, непосредственно не связанную с предметом уголовного разбирательства <91>. Де-факто он пытается градуировать заинтересованность переводчика как участника судопроизводства на умозрительные категории, выстраивая их иерархию. Такой теоретический подход, на наш взгляд, не может быть признан оправданным с практической точки зрения, поскольку, как представляется, любая заинтересованность (реальная или вероятная, прямая или косвенная) позволяет предполагать наличие желания у переводчика повлиять на результаты расследования или на судебное решение (благо для этого у него имеются все возможности). Поэтому из процесса уголовного судопроизводства должны быть однозначно исключены не только возможность влияния субъективного интереса, но и сама вероятность влияния, что и реализуется посредством института отвода.
--------------------------------
<91> Саркисянц Г.П. Переводчик в советском уголовном процессе. С. 56.
Фактически нам следует говорить о консенсуальном характере участия переводчика в ходе следственного и судебного разбирательства, когда все стороны и участники процесса согласны с имманентными чертами его личности (например, уровнем лингвистической компетентности в языке судопроизводства и языке перевода), имеющими значение для процедур производства по уголовному делу. Участие переводчика как личности в производстве по уголовному делу нам представляется результатом своеобразного неформального и негласного компромисса между стороной обвинения и стороной защиты, а также всеми иными лицами, вовлеченными в него, которые внутренне как бы соглашаются с тем, что именно этот человек будет обеспечивать их права и представлять интересы, обеспечивая как переводчик соблюдение предоставляемых законом процессуальных гарантий.
Как показали произведенные нами исследования уголовных дел с участием переводчика, в качестве оснований для его отвода участники уголовного разбирательства заявили три группы обстоятельств, которые мы систематизировали по признаку совпадения их мотива (результаты представлены в абсолютном и процентном выражении):
- наличие у переводчика родственных отношений с одним из участников производства по делу - 2 случая (7%);
- наличие долговременных и устойчивых эмоциональных связей с одним из участников производства по делу - 6 случаев (21%);
- некомпетентность переводчика - 24 случая (72%).
Говоря о мотивах отвода переводчика, следует указать на одно важное, на наш взгляд, обстоятельство: в судебной практике используется, как правило, более широкое истолкование содержания понятия родственных отношений, чем это предусмотрено ст. 5 УПК РФ. В их число включаются не только юридически закрепленные, но и не получившие подобного закрепления формализованные кровнородственные связи (например, гражданский брак двух людей, имеющих общее хозяйство). Примером может быть дело, получившее закрепление в юридической литературе уголовного процесса, по обвинению М., азербайджанца по национальности, в мошенничестве, в разбирательстве по которому в качестве переводчика принимала участие его гражданская жена Э., также азербайджанка по национальности, с которой он хотя и не состоял в зарегистрированном браке, но проживал несколько лет и имел совместное имущество и хозяйство. Это обстоятельство стало основанием для заявления отвода переводчику в жалобе на имя прокурора района, который своим определением предложил следователю перепредъявить М. обвинение и переознакомить его с материалами уголовного дела с привлечением в качестве переводчика незаинтересованного лица <92>.
--------------------------------
<92> Ширванов А.А. Существенные нарушения уголовно-процессуального закона как основание возвращения дел для дополнительного расследования. С. 126 - 127.
Как мы видим, особым (в смысле - отдельным и специфическим) и массовым основанием для устранения переводчика от участия в производстве по уголовному делу является обнаружение его некомпетентности, вследствие чего о его отводе может заявить любой участник процесса (ч. 2 ст. 69 УПК РФ) за исключением понятого, о чем мы говорили выше. При таком подходе законодателя переводчик является самым уязвимым звеном в организации следственного и судебного разбирательства, устранение которого не только затягивает процессуальные сроки, требуя поиска новой кандидатуры для привлечения ее в роли переводчика, но и предопределяет направление материалов дела для повторного совершения процессуальных действий с участием нового лица в этом качестве. Поэтому вопрос об отводе переводчика имеет не только процессуальный, но и криминалистический характер, когда устранение переводчика от участия в производстве по делу имеет целью противодействие следствию. Тем более что, заявляя отвод переводчику, подследственному или его защитнику нет необходимости ставить под сомнение его профессиональную подготовку или лингвистические познания, достаточно заявить об индивидуальном непонимании участником процесса буквального смысла или дословного содержания выполняемого им перевода. Именно поэтому следователю, привлекая лицо к уголовному производству в качестве переводчика, следует особое внимание уделить определению его правоспособности, составной частью которой является, о чем мы уже писали выше, его лингвистическая компетентность как в языке судопроизводства, так и в языке перевода.
В первую очередь это касается необходимости получения формального подтверждения профессиональной пригодности лица к участию в производстве по делу в данном процессуальном качестве - сведений о его образовании, специальности, опыте работы, социальном статусе и др., которые могут быть впоследствии использованы для мотивировки отказа в удовлетворении ходатайства об отводе переводчика. Как показывают наши исследования, среди ходатайств, в удовлетворении которых заявителям было отказано, все 8 в качестве мотивировки отвода переводчика содержали указание на его некомпетентность, основывающееся на опасении участника процесса, не владеющего языком судопроизводства, в том, что его показания будут неадекватно истолкованы или