"Практика международного коммерческого арбитражного суда при ТПП РФ за 2005 г." (сост. М.Г. Розенберг) ("Статут", 2006)

связаны с договором и вытекают из него, в связи с чем просили ходатайство ответчика отклонить.
Рассмотрев заявление ответчика об отсутствии компетенции МКАС по настоящему спору, возражения истца и материалы дела, состав арбитража, руководствуясь ст. 1, 7 и 16 Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже" и § 1 Регламента МКАС, признал свою компетенцию, исходя из следующего.
Пункт 7.1 договора, заключенного между истцом и ответчиком 28 декабря 1999 г., предусматривает: "Все споры по настоящему договору передаются на рассмотрение Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате Российской Федерации в соответствии с его Регламентом".
Состав арбитража находит, что данная формулировка вполне соответствует п. 3 § 1 Регламента МКАС, свидетельствуя о наличии письменного соглашения между сторонами о передаче на разрешение МКАС уже возникшего или могущего возникнуть спора.
Приведенные в заявлении ответчика доводы о том, что арбитражная оговорка, заключенная между истцом и ответчиком, охватывает только споры, возникающие из договора, и не распространяется на обязательства из неосновательного обогащения (по мнению ответчика, не имеющие отношения к договору, а требующие отдельного арбитражного соглашения относительно разрешения в МКАС споров, связанных с неосновательным обогащением, которое сторонами не заключалось), состав арбитража признает неосновательными.
Тот факт, что договор между сторонами считается расторгнутым, вовсе не означает, что исковые требования, вытекающие из расторгнутого договора, вообще перестают быть требованиями, связанными с данным договором, как ошибочно полагает заявитель. Расторжение договора (прекращение срока его действия), коль стороны не предусмотрели иного, прекращает его действие на будущее, но не прекращает прав и обязанностей сторон, возникших из данного договора. Равным образом прекращение срока действия договора не освобождает стороны от ответственности за его нарушения, допущенные в период действия договора. Указанные положения, характеризующие принципы обязательности и исполнимости договора, составляют признанную основу договорного права, из чего и исходит состав арбитража по настоящему делу.
Как полагает арбитраж, заявитель не учитывает также особенностей положений применимого российского права (см. п. 2 настоящего решения), в частности п. 3 ст. 1103 ГК РФ, предусматривающий применение к требованиям одной стороны в обязательстве к другой о возврате исполненного в связи с этим обязательством (а именно на этом основано требование истца) норм гл. 60 ГК РФ о неосновательном обогащении. Таким образом, заявленные истцом требования из неосновательного обогащения являются требованиями, непосредственно вытекающими из договора и неразрывно связанными с ним. Указанная позиция арбитража подтверждается также практикой государственных арбитражных судов, что нашло свое отражение в информационном письме Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации "Обзор практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении" от 11 января 2000 г. N 49.
Кроме того, при решении вопроса о своей компетенции по данному делу состав арбитража учел установленный п. 1 ст. 16 Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже" принцип автономности арбитражного соглашения, в соответствии с которым арбитражная оговорка, являющаяся частью договора, должна трактоваться как соглашение, не зависящее от других условий договора. Следовательно, арбитражное соглашение, независимо от того, считается ли договор расторгнутым, сохраняет свою силу в отношении требований, возникающих из данного договора.
Не может быть принята во внимание ссылка заявителя на подп. 5 п. 1 ст. 247 АПК РФ как на довод относительно того, что споры о неосновательном обогащении относятся к компетенции арбитражных (государственных) судов, а не третейских судов. Статья 247 АПК РФ определяет общую допустимую компетенцию арбитражных (государственных) судов по рассмотрению споров с участием иностранных лиц, а не исключительную компетенцию этих судов, которая регулируется ст. 248 АПК РФ, и не включает в себя споры о неосновательном обогащении.
Следует учитывать также, что Закон РФ "О международном коммерческом арбитраже", определяя компетенцию третейских судов, не ограничивает ее только спорами, вытекающими из договоров, но и прямо указывает на иные (т.е. недоговорные) гражданско-правовые отношения (ст. 1 Закона).
Состав арбитража констатирует также, что согласно ст. 4 Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже" сторона, которая знает о том, что какое-либо положение настоящего Закона, от которого стороны могут отступать, или какое-либо требование, предусмотренное арбитражным соглашением, не были соблюдены, и тем не менее продолжает участвовать в арбитражном разбирательстве, не заявив возражений против такого несоблюдения без неоправданной задержки, а если для этой цели предусмотрен какой-либо срок, то в течение такого срока, считается отказавшейся от своего права на возражение.
По мнению арбитража, если бы ответчик действительно хотел заявить об отсутствии компетенции МКАС, он мог представить указанное ходатайство в установленный п. 2 § 19 Регламента МКАС 45-дневный срок с даты получения им искового заявления (исковое заявление получено 15 марта 2005 г.), во всяком случае не позднее даты отправления своего письма от 29 апреля 2005 г., когда ответчик проинформировал Секретариат МКАС о направлении им в ближайшее время отзыва на исковое заявление, однако не направил ни отзыва, ни возражений относительно компетенции МКАС вплоть до заседания арбитража. Каких-либо обоснований причин допущенной просрочки арбитражу представлено не было. При таких обстоятельствах состав арбитража, руководствуясь положениями ст. 4 и п. 2 ст. 16 Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже", полагает возможным констатировать, что ответчик, допустивший необоснованную задержку в представлении ходатайства об отсутствии компетенции МКАС, утратил право на возражения, даже если бы имели место обстоятельства, свидетельствующие об отсутствии компетенции.
Учитывая все изложенное выше, а также принимая во внимание то, что данный спор возник из внешнеэкономической сделки, сторонами которой являются лица, находящиеся в разных государствах (на Британских Виргинских островах и в России), и то, что между сторонами имеется заключенное в письменном виде соглашение о разрешении возникающих споров, связанных с договором, в МКАС, состав арбитража отклонил заявленное ответчиком ходатайство, признав свою компетенцию по разрешению настоящего спора.
2. Пункт 7.2 договора от 28 декабря 1999 г. предусматривает, что стороны руководствуются нормами материального права, действующими на территории Российской Федерации. В этой связи состав арбитража также отмечает, что как истец в исковом заявлении, так и ответчик в отзыве на исковое заявление, равно как и представители обеих сторон в заседании арбитража, в обоснование своих позиций ссылались на нормы российского права, не подвергая сомнению согласованное в договоре условие о применимом праве.
С учетом изложенного арбитраж, руководствуясь ст. 28 Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже" и § 13 Регламента МКАС, пришел к выводу о том, что к отношениям сторон по договору подлежит применению право Российской Федерации, в том числе нормы ГК РФ.
3. Рассмотрев заявленное истцом требование о взыскании с ответчика стоимости товара, состав арбитража счел его подлежащим частичному удовлетворению с учетом следующих обстоятельств.
3.1. По делу достоверно установлено и признано обеими сторонами, что во исполнение заключенного ими договора производитель товара сдал ответчику для транспортировки в указанном направлении (для дальнейшей транспортировки в порты Латвии) товар по актам приема-сдачи N 43В, N 44А, N 45А и N 46Б от 19 апреля 2000 г. Как следует из вышеуказанных актов, заказчиком транспортировки товара являлся истец, причем именно по договору от 28 декабря 1999 г.
3.2. Не подлежит сомнению, что в число обязанностей ответчика как организации, осуществляющей функции по транспортно-экспедиционному обслуживанию истца по заключенному договору, входило не только принятие товара для транспортировки и фактическое осуществление транспортировки товара до пункта назначения, но и выдача товара в пункте назначения надлежащему лицу (п. 2.4 договора). Только при этих обстоятельствах обязательства ответчика могли считаться исполненными.
Между тем, как подтверждается материалами дела и признано обеими сторонами, ответчик не выполнил полностью свои обязательства по договору - не осуществил транспортировку товара в пункт назначения и не выдал товар истцу или уполномоченному им лицу.
3.3. Состав арбитража считает несостоятельными доводы ответчика относительно того, что невыдача товара в пункте назначения обусловлена тем, что ему неизвестна конкретная организация, обладающая соответствующими правами (правом собственности или правом владения) на спорный товар, что в настоящее время товар находится на ответственном хранении и что ответчик, по его заявлениям, готов незамедлительно выдать товар в натуре лицу, которое представит ему соответствующие документы, подтверждающие права данного лица на указанный товар (поскольку истец, как полагает ответчик, таким лицом не является, ввиду чего ответчик не вправе передать товар истцу).
Заключенный сторонами договор не предусматривал выдачу товара в пункте назначения только лицу, доказавшему ответчику соответствующие права на транспортированный товар; не предусматривает подобных обязанностей и законодательство Российской Федерации (гл. 41 ГК РФ), регулирующее оказание транспортно-экспедиционных услуг. Поэтому требование ответчика о предоставлении ему соответствующих документов о праве собственности (праве владения) на товар является необоснованным.
Тем более необоснованно подобное требование ответчика по отношению к истцу как контрагенту по договору. Не ставя под сомнение правомерность заключенного с истцом договора на транспортировку товара, правомерность принятия ответчиком по актам приема-сдачи товара для транспортировки в пункт назначения, ответчик в то же время считает возможным не выдавать товар своему же контрагенту по договору без выполнения последним дополнительных условий, выдвинутых в одностороннем порядке.
Подобные действия ответчика состав арбитража рассматривает как попытку одностороннего изменения ответчиком условий исполнения принятого на себя обязательства, что не допускается законом (ст. 310 ГК РФ).
При этом состав арбитража исходит из того, что материалами дела подтверждены надлежащие правомочия истца в отношении владения товаром, предназначенным к транспортировке по договору от 28 декабря 1999 г.
Как предусмотрено п. 8.1 договора, перед его подписанием истец как заказчик передает исполнителю-ответчику документы, подтверждающие законность владения заказчиком соответствующим товаром. Как можно заключить из объяснений представителей сторон, данных в заседании арбитража, договор не мог бы быть заключен ответчиком, если бы соответствующие документы не были представлены истцом. В свете изложенного арбитраж полагает, что коль скоро договор был заключен и обеими сторонами приняты меры к его исполнению и что в процессе исполнения договора, вплоть до момента расторжения договора, ответчик ни разу не ставил перед истцом вопроса о его правах на товар, то действует презумпция, что соответствующие документы, подтверждающие законность прав истца на владение товаром, предназначенным для транспортировки, были представлены ответчику, и, следовательно, каких-либо дополнительных доказательств, подтверждающих права истца на получение товара, не требуется.
3.4. Учитывая, что невыдача ответчиком товара в пункте назначения является существенным нарушением условий договора, состав арбитража приходит к выводу, что истец, руководствуясь п. 9.4 договора, вправе был в одностороннем порядке расторгнуть договор, что и было сделано им в письме от 10 сентября 2004 г. Расторжение договора соответствует и нормам ст. 310 и п. 3 ст. 450 ГК РФ.
Доводы ответчика относительно того, что указанное выше письмо от 10 сентября 2004 г. следует рассматривать не как уведомление истца о расторжении договора, а только как адресованное ответчику требование о расторжении договора и, следовательно, истцу для расторжения договора необходимо было обратиться с соответствующим заявлением в суд, состав арбитража считает неубедительными. Истец действовал в точном соответствии с п. 9.4 - 9.5 договора, и его письмо по своему содержанию являлось не чем иным, как письменным уведомлением ответчика о расторжении договора; п. 2 ст. 452 ГК РФ на данный случай расторжения договора вопреки мнению ответчика не распространяется.
3.5. Согласно условиям договора ответчик обязан был доставить принятый к транспортировке продукт к указанному в договоре пункту назначения в кратчайший срок. При этом стороны согласовали, что, поскольку на дату заключения договора невозможно точно определить срок транспортировки, обязательство должно было быть исполнено ответчиком в разумный срок с максимальным использованием технических и технологических возможностей системы транспортировки (п. 2.4 договора).
Из пояснений, данных в заседании арбитража представителями ответчика, следует, что они не могут сообщить, в течение какого срока должна была быть доставлена в пункт назначения спорная партия товара. Однако, как полагает состав арбитража, этот срок может быть установлен с достаточной степенью определенности. В материалах дела имеется представленный самим ответчиком расчет стоимости вынужденного хранения спорной партии товара, где значится дата начала хранения - 30 апреля 2000 г.
Указанную дату, как полагает арбитраж, можно считать той датой, начиная с которой у истца возникло право требовать выдачи товара, а у ответчика - обязанность выдачи. При этом, как отмечает арбитраж, такое право истец имел в отношении спорной партии товара независимо от того, был ли в последующем расторгнут договор или нет.
3.6. Поскольку ответчик принятое на себя по договору (п. 2.4 договора) обязательство по выдаче товара не выполнил, истец имеет право применить к ответчику соответствующие меры ответственности, предусмотренные законодательством. Согласно ст. 803 ГК РФ ответственность экспедитора за невыполнение своих обязанностей определяется по правилам гл. 25 ГК РФ, т.е. в соответствии с нормами ст. 393 - 406 ГК РФ, регулирующими общие основания ответственности за нарушение обязательств.
При этом состав арбитража исходит из того, что исковое требование истца о взыскании стоимости принятого к транспортировке товара не может рассматриваться в качестве требования о взыскании некоей задолженности ответчика перед истцом, как это можно заключить из той формулировки предмета данного искового требования, которое изложено в самом тексте искового заявления (абз.