"расторжение нарушенного договора в российском и зарубежном праве" (карапетов а.г.) ("статут", 2007)

о том, что при реституции по расторгнутым сделкам, когда в основе расторжения лежит допущенное одной из сторон нарушение, нет необходимости равным образом защищать обе стороны договора. Так как у нас имеется нарушитель и пострадавшая от нарушения сторона, то интересы пострадавшей стороны должны защищаться в приоритетном порядке. Для достижения справедливости вполне возможно права нарушителя там, где их защита может еще больше ухудшить положение пострадавшего кредитора, ущемить.
Если исходить из данной идеи, становится очевидным, что зеркальный характер ст. 1108 ГК, которая позволяет требовать компенсации понесенных до расторжения договора затрат на содержание и сохранение имущества как кредитору, так и должнику, не совсем адекватен в ситуации, когда расторжение происходит из-за существенного нарушения договора одной из сторон. Тогда, когда кредитор расторгает договор, но реституцию требует должник, то затраты, понесенные кредитором на содержание и сохранение полученного от должника имущества, так же как и другие расходы, понесенные кредитором в связи с принятием ненадлежащего исполнения по расторгаемому договору (в том числе расходы на принятие исполнения, хранение на складе, проверку качества, перевозку до места назначения и т.п.), должны быть ему компенсированы как его реальный ущерб (ст. 15 ГК). Иначе говоря, речь идет о взыскании убытков. Причем если кредитор неосновательно не возвращает полученное от должника, то его права требовать компенсации данных убытков ограничиваются на основании п. 1 ст. 404 ГК, согласно которому ответственность должника снижается, если сам кредитор своими действиями способствовал увеличению размера своих убытков или не предпринял разумных мер к их уменьшению. Кредитор, который незаконно не осуществляет реституцию и удерживает полученное от должника исполнение, несмотря на то что договор расторгнут и иных оснований удерживать полученное у него нет, сам своими руками провоцирует возникновение убытков, связанных с хранением и содержанием полученного от должника до расторжения имущества. Поэтому суд должен иметь право снизить, включая и право полностью аннулировать, ответственность должника в отношении данных убытков. Эти доводы подтверждают невозможность взыскать с нарушителя договора расходы, понесенные кредитором, обязанным осуществить реституцию полученного от нарушителя имущества (например, дефектных товаров), после того, как он просрочил исполнение реституционного обязательства и потерял тем самым юридическое основание для удержания данного имущества.
В той же ситуации, когда требует реституции кредитор, расторгающий договор, то должник не вправе предъявить к нему встречные требования, направленные на погашение понесенных должником затрат на хранение и содержание полученного от кредитора имущества. Иначе мы создавали бы абсурдную ситуацию, когда кредитор в ответ на нарушение договора осуществляет расторжение и требует возврата ранее предоставленного, а должник требует компенсации его затрат на хранение полученного от кредитора имущества. Никто в тщетности данных затрат должника, кроме него самого, не виноват. Если бы он соблюдал договор, то понесенные им затраты были бы компенсированы экономической выгодой от исполнения сделки. Нарушая существенным образом договор, должник принимает на себя риск того, что его затраты на содержание и сохранение полученного от кредитора имущества, а равно и другие затраты, не упомянутые в ст. 1108 ГК, но неизбежно возникающие при принятии исполнения, не будут никем компенсированы. Бремя подобных расходов должен нести нарушитель договора. Возложение их на и так пострадавшего от нарушения договора кредитора будет верхом несправедливости.
Этот фрагмент еще раз иллюстрирует, насколько внимательно следует переносить правила о неосновательном обогащении на отношения, возникающие при реституции по расторгнутым сделкам.
§ 12. Процедурные особенности двусторонней реституции
Выше мы уже упоминали, что в ряде случаев закон должен позволять двустороннюю реституцию, т.е. обоюдный возврат сторонами полученного до расторжения. Обоснование двусторонней реституции построено не на идее о необходимости устранить неосновательное обогащение, а на необходимости защитить кредитора. В данном случае на повестку дня ставится вопрос о двусторонней реституции, которая предполагает, что каждая из сторон имеет встречное реституционное требование друг к другу. В определенной степени данная ситуация очень похожа на ситуацию, которая урегулирована в ст. 328 ГК. Здесь мы имеем встречные исполнения, только не договора, а реституционного обязательства. Но в каком порядке и в какой очередности должны происходить данные реституции?
Если бы речь шла о реституции при расторжении договора вне связи с его нарушением одной из сторон или при недействительности договора в силу противоречия закону, то было бы разумнее закрепить здесь принцип одновременности встречной реституции, которая предполагала бы, что каждая из сторон вправе приостановить возврат полученного до того, как другая сторона произведет встречную реституцию.
Но в нашем случае двусторонняя реституция возникает как последствие нарушения договора одной из сторон. Поэтому считаем, что было бы справедливым установить очередность реституции в пользу пострадавшего от нарушения кредитора. Вначале кредитор должен получить реституцию от должника, и только потом должник вправе требовать реституции с кредитора. Соответственно, если кредитор расторгает договор, должник не вправе заявлять требование о реституции, пока он сам не вернет кредитору полученное от него до расторжения. Кредитор же не должен доказывать суду, что он сам осуществил встречную реституцию для того, чтобы суд удовлетворил его иск о реституции, предъявленный к должнику, нарушившему договор и спровоцировавшему расторжение. Только осуществив реституцию, должник вправе требовать реституции от кредитора. Такой подход вполне оправдан: реституировать первым по очереди всегда достаточно рискованно, так как нет никаких гарантий, что контрагент осуществит встречную реституцию. В российских реалиях, когда на практике исполняется только половина судебных решений, сторона, осуществляющая реституцию первой по очереди, рискует впоследствии не получить от должника встречной реституции. Поэтому было бы разумным дать кредитору, пострадавшему от нарушения, определенное преимущество. Например, если покупатель отказывается от принятия некачественного товара и требует вернуть ему предоплату, то суд должен удовлетворить иск покупателя к продавцу о возврате предоплаты, даже если в деле нет доказательств возврата продавцу некачественного товара. Если же первым иск о возврате дефектного товара заявит продавец, то суд вполне может признать право покупателя на удержание товара до момента возврата предоплаты вполне законным. Такое право кредитора можно обосновать нормой о праве на приостановление встречного исполнения (ст. 328 ГК).
Установление такой дифференцированной очередности (правило "первого шага нарушителя") будет означать, что нарушитель договора не вправе первым заявить требование о реституции или предъявить встречный иск, принудив суд вынести решение о двусторонней реституции. С процессуальной точки зрения введение очередности оправданно. Процессуальное законодательство Российской Федерации не предусматривает механизмов одновременного исполнения встречных требований. Суд при рассмотрении двух встречных исков выдаст два разных исполнительных листа, которые будут исполнять разные подразделения службы судебных приставов. Поэтому вполне вероятна ситуация, когда должник получит причитающуюся ему реституцию (например, дефектный товар), а кредитор ничего не получит, так как приставы не смогут обнаружить достаточное для исполнения решения имущество или денежные средства. Этот нюанс подталкивает нас признать обоснованным внесение в российское процессуальное законодательство норм, устанавливающих порядок одновременного исполнения встречных исполнительных листов, которые обеспечили бы относительную безопасность передачи исполнения и уменьшили бы описанные риски. Например, некоторые юристы предлагают предусмотреть правило, согласно которому приставы будут, координируя свои действия, изначально изымать у обоих должников присужденное имущество (деньги или вещи) и передавать его соответствующему взыскателю только при условии, что причитающееся с него имущество также изъято и также готово к передаче оппоненту. Такие новеллы, навеянные аналогиями в сфере аккредитивной формы оплаты, следовало бы поддержать. Они смогли бы надежно защитить права добросовестных участников гражданского оборота, предотвратив значительные потери, и установить четкую и предсказуемую последовательность исполнения договоров, предусматривающих одновременное исполнение двусторонней реституции по недействительным сделкам или двусторонней реституции при расторжении договора.
В условиях же действующего процессуального законодательства предложенный нами подход, состоящий в формировании четкой очередности (вначале возвращает должник, потом - кредитор), выглядит вполне адекватным, так как обеспечивает пострадавшему от нарушения кредитору необходимый уровень защищенности при осуществлении двусторонней реституции.
При этом понятно, что таким же образом, возложив бремя первого шага на нарушителя, решить проблему одновременного исполнения применительно к случаям, когда реституция вытекает из условий договора или добровольного согласия сторон вне связи с нарушением договора или из недействительной сделки, нельзя, так как в этих случаях, как правило, отсутствует "виноватая" сторона и мы, как правило, не должны защищать интересы одной из сторон в большей степени, чем интересы ее контрагента. Поэтому в данных случаях актуальность уточнения процессуального законодательства проявляется в полную силу.
Единственное исключение из выведенного нами правила о том, что первым осуществить реституцию должен нарушитель договора, может быть по аналогии со ст. 328 ГК найдено в ситуации, когда нарушитель не осуществляет реституцию из-за того, что есть убедительная информация, свидетельствующая о том, что кредитор встречную реституцию в натуре или в виде денежной компенсации впоследствии не совершит. При этом следует вспомнить, что риск случайной гибели или порчи вещи, полученной кредитором от должника до расторжения, лежит на должнике, нарушившем договор. Поэтому если речь идет о невозможности вернуть должнику полученное имущество по причине его случайной гибели или порчи, то это не должно стать основанием для отказа кредитору в его требовании о встречной реституции.
§ 13. Выводы
Как мы видим, применение правил о неосновательном обогащении к реституции по расторгнутым сделкам вызывает множество вопросов и требует целого ряда уточнений и корректировок. Поэтому было бы разумным не экономить и предусмотреть хотя бы в отношении реституции по нарушенным договорам специальное правовое регулирование, которое в полной мере учло бы специфику данных правоотношений, как то попытался сделать немецкий законодатель, который в ст. 346 ГГУ предусмотрел специальный порядок реституции по расторгнутым сделкам. В рамках данного специального регулирования можно было бы в полной мере отразить особенности реституции по расторгнутому в связи с нарушением договору. Остальные же положения, общие для всех реституционных требований, могут быть обнаружены в нормах ГК, посвященных неосновательному обогащению.
Как мы видели, основной особенностью реституции по расторгнутым в связи с нарушением договорам является то, что при распределении рисков, возникающих при расторжении, следует в приоритетном порядке защищать интересы пострадавшего от нарушения кредитора. Соответственно, в спорных ситуациях, когда неочевидно, на кого следует возложить данные риски, справедливее их возлагать на ту сторону, которая нарушила договор, тем самым спровоцировав расторжение.
При этом стоит отметить, что реституционные последствия расторжения, обусловленные данной особенностью, не нивелируются в том случае, если сам договор был расторгнут не в одностороннем или судебном порядке, а добровольно. Поэтому следует анализировать отношения сторон с тем, чтобы определить, что стало основной причиной расторжения. Если основной причиной, спровоцировавшей расторжение договора, являлось нарушение, допущенное одной из сторон, то последствия расторжения должны подпадать под действие особенных правил, предусмотренных в отношении реституционных последствий расторжения нарушенного договора, несмотря на добровольный порядок самого расторжения.
Глава 3. РАСТОРЖЕНИЕ ДОГОВОРА И МЕРЫ ОТВЕТСТВЕННОСТИ
§ 1. Некоторые проблемы соотношения расторжения
и убытков в зарубежном праве
Вопрос соотношения таких способов защиты прав кредитора, как расторжение нарушенного договора и взыскание убытков, вызывал и вызывает определенные затруднения в праве некоторых зарубежных стран. В частности, в Германии долгое время существовал подход, согласно которому считалось невозможным сочетать требование о взыскании убытков с расторжением договора. Данный подход изначально был основан на формально-логической цепочке рассуждений. Раз согласно немецкому праву расторжение договора имеет ретроспективный характер, т.е. влечет двустороннюю реституцию и приводит стороны в положение, которое существовало бы, не будь данный договор заключен, то, соответственно, так же как и при недействительности сделки, договор не порождает юридических последствий. А следовательно, не возникает и дополнительной обязанности по компенсации убытков, вызванных расторжением юридически не существовавшего договора. Исходя из этого несколько странного и, безусловно, формалистского силлогизма в германской правовой доктрине пришли к выводу о невозможности требовать расторжения с одновременным взысканием убытков. Данный подход часто критиковался некоторыми немецкими цивилистами, которые в условиях действия прежней редакции ГГУ пытались путем толкования закона нивелировать значение и сферу применения данного подхода <642>. В конечном итоге сама идея о невозможности сочетания расторжения и убытков была признана неудачной, и в новую редакцию ГГУ включена отдельная ст. 325, которая теперь устанавливает, что расторжение договора не исключает права требовать возмещения убытков.
--------------------------------
<642> Подробнее см.: Treitel G.H. Remedies for Breach of Contract. A Comparative Account. Oxford, 1988. P. 392 - 394.
В целом мы считаем, что подход, согласно которому совмещение расторжения и требования о компенсации убытков недопустимо, не имеет никаких разумных или экономических оснований, независимо от того, принимает ли право за основу принцип ретроспективного или перспективного расторжения. А раз у такого подхода нет рациональных оснований, то, независимо от того, что написал законодатель и что вытекает из всевозможных формально-логических рассуждений, навеянных данными нормами, он должен быть решительно отвергнут.
С учетом того что российское