"Переводчик в российском уголовном судопроизводстве: Монография" (Кузнецов О.Ю.) ("Издательство МПИ ФСБ России", 2006)

следовательно, польза от услуги зависит не только от ее предмета и личности исполнителя, но и субъективных черт ее потребителя, определяющих его способность воспринять этот эффект (пользу);
- синхронность оказания и получения услуг, т.е. услуга оказывается исключительно в процессе взаимодействия (непосредственного или опосредованного) между ее заказчиком (потребителем) и исполнителем;
- несохраняемость услуги, т.е. услуга перестает быть таковой сразу же по окончании деятельности по ее оказанию, после чего сохраняется только эффект услуги, который может пролонгироваться при повторном ее оказании <150>.
--------------------------------
<150> Более подробно см.: Степанов Д. Услуги как объект гражданских прав // Российская юстиция. 2000. N 2. С. 18.
Перечисленные выше критерии услуги как объекта гражданских прав весьма точно характеризуют деятельность переводчика в уголовном процессе. Ее результатом является, как известно, передача информации (сведений), изложенной на одном из языков народов России или мира в переводе на язык судопроизводства, после чего она (при правильном документировании) приобретает доказательственную силу, что и является эффектом от оказания переводчиком лингвистической помощи судопроизводству. Перевод сведений, его точность и полнота напрямую зависят от уровня профессиональной подготовки и квалификации переводчика, степени социализации, коммуникативных способностей и психологических особенностей его личности, которые даже при условии полного соблюдения аутентичности оригинала и перевода существенно влияют на содержание процессуального действия. Однотипные действия переводчика в одинаковых следственных ситуациях могут иметь совершенно разные последствия (например, склонить подозреваемого к содействию органам предварительного следствия или, наоборот, спровоцировать его отказ от подобного контакта), что подчеркивает эксклюзивность его деятельности в зависимости от специфических обстоятельств дела. Совершенно очевидно, что перевод текста как результата устной или письменной речи может быть осуществлен лишь во взаимодействии с его автором - непосредственном при вербальном общении и опосредованном при литеральном изложении им своих сведений, при котором текст оригинала является источником информации, а перевод - формой ее передачи на языке судопроизводства (и, наоборот, при вручении процессуальных документов в переводе на родной язык субъекта судопроизводства, не владеющего языком, на котором оно осуществляется). Перевод, особенно устный, сохраняет свою актуальность только в той мере, пока он удовлетворяет потребности участников коммуникативного процесса, но может сохранять во времени свой эффект, если он будет запротоколирован в материалах дела, т.е. получит материальную фиксацию в виде доказательства. Таким образом, сопоставляя между собой деятельность переводчика в уголовном процессе и критерии услуг как объекта гражданских прав, мы можем сделать однозначный вывод о том, что по своему характеру и содержанию действия переводчика в рамках уголовного судопроизводства с позиции цивилистической науки должны рассматриваться как деятельность по оказанию услуг в интересах их потребителей, т.е. участников уголовного процесса, по заданию заказчика - того или иного правоохранительного органа.
Положение дел, при котором часть деятельности переводчика в уголовном процессе подпадает под действие гражданско-правовых норм о договоре подряда, а вторая ее часть - договора возмездного оказания услуг, не может быть признано нормальным. Участие переводчика в судопроизводстве должно регулироваться гражданско-правовым договором только одного вида. На наш взгляд, наиболее приемлемым в данном случае является договор возмездного оказания услуг. Это утверждение может быть аргументировано следующим образом: овеществленный результат деятельности переводчика в виде перевода процессуального документа имеет значение и ценность лишь в контексте содержания материалов конкретного уголовного дела, а его стоимость объективно не может быть определена, исходя из общих законов товарно-денежных отношений, поскольку уголовно-процессуальные правоотношения изначально не имеют частного характера. Поэтому перевод протокола процессуального действия или иного процессуального документа как материализованное выражение закрепленной в нем информации все-таки не может рассматриваться как продукт или результат работы и должен восприниматься как побочный результат деятельности по оказанию лингвистических услуг. О правильности такого теоретического подхода косвенно свидетельствует информационное письмо Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 29 сентября 1999 г. N 48 "О некоторых вопросах судебной практики, возникающих при рассмотрении споров, связанных с договорами на оказание правовых услуг", в котором, в частности, указывается: "Поскольку стороны в силу ст. 421 ГК РФ вправе определять условия договора по своему усмотрению, обязанности исполнителя могут включать в себя не только совершение определенных действий (деятельности), но и представление заказчику результата действий исполнителя (письменных консультаций и разъяснений по юридическим вопросам; проекты договоров, заявлений, жалоб и других документов правового характера)" <151>. Используя это разъяснение ВАС РФ в порядке аналогии применительно к исследуемому нами вопросу, мы можем рассматривать письменные переводы процессуальных документов как один из результатов действий переводчика в рамках производства по делу, обусловленный специфическим характером и содержанием его деятельности, - оказания лингвистических услуг участникам судопроизводства, когда потребитель результата оказываемых услуг и их заказчик не являются одним и тем же субъектом правоотношений. Следовательно, именно договор возмездного оказания услуг является единственно приемлемым видом гражданско-правовых договоров, посредством которого должны регулироваться отношения между органом охраны правопорядка и переводчиком при выплате ему вознаграждения за участие (исполнение обязанностей) в уголовном процессе. В связи с этим необходимо подчеркнуть, что международно-правовые документы, регламентирующие профессиональную деятельность переводчиков (в частности, п. 4 Рекомендации ЮНЕСКО о юридической охране прав переводчиков и переводов и практических средствах по улучшению положения переводчиков), настаивают именно на письменном оформлении договорных отношений между ним и потребителем его услуг.
--------------------------------
<151> Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 1999. N 11. С. 81.
Есть еще одно обстоятельство, свидетельствующее в пользу договора возмездного оказания услуг как документальной формы закрепления гражданско-правовых отношений между переводчиком и органом предварительного следствия. С позиции норм международного права (п. 3 Рекомендации ЮНЕСКО о юридической охране прав переводчиков и переводов и практических средствах по улучшению положения переводчиков) перевод представляет собой объект авторского права и предмет интеллектуальной собственности его создателя, а поэтому он формально получает право распоряжаться им по своему усмотрению, что, естественно, противоречит задачам уголовного судопроизводства. Юридической сущностью договора возмездного оказания услуг (равно как и договора подряда) является то, что собственником результатов деятельности исполнителя (в нашем случае - переводчика) автоматически является заказчик (в контексте нашего исследования - орган охраны правопорядка), которому не требуется совершать каких-либо дополнительных действий для подтверждения своего права собственности на полезный результат от оказанной ему услуги. Именно этим обстоятельством, на наш взгляд, должен объясняться факт того, что потребителем лингвистической услуги, оказываемой переводчиком в рамках разбирательства по делу, является субъект процессуальных правоотношений, не владеющий языком судопроизводства, а ее заказчиком - правоохранительный орган, оформляющий в виде доказательства сведения (информацию), полученные в интересах расследования или правосудия с помощью переводчика. Тем самым снимается вопрос о выплате ему дополнительной компенсации за уступку авторских прав на результаты собственной деятельности.
Согласно п. 1. ст. 779 ГК РФ, договор возмездного оказания услуг относится к разряду возмездных договоров (что, собственно, следует из его названия), а поэтому одним из важнейших его условий является цена, определяемая в соответствии с п. 1 ст. 424 ГК РФ соглашением сторон, или, как вариант, порядок ее формирования, исходя из размера (объема) оказанных услуг. Фактически речь идет о порядке определения размера вознаграждения переводчику. Отечественная правовая система не содержит каких-либо правил, регламентирующих исчисление и порядок выплаты вознаграждения переводчикам за участие в уголовном судопроизводстве, оставляя этот вопрос на усмотрение руководителей следственных подразделений органов внутренних дел (и иных равных им по компетенции правоохранительных органов), которые решают его, исходя из субъективного понимания или размера финансирования соответствующей статьи бюджетной классификации. В результате на практике складывается парадоксальная ситуация, когда в одном субъекте Российской Федерации размер вознаграждения переводчика в разных правоохранительных органах в зависимости от их ведомственной принадлежности может существенно различаться в своем денежном выражении, что нельзя признать приемлемым.
В этих условиях особую актуальность приобретают международно-правовые нормы, содержащие предписания о порядке выплаты вознаграждения переводчикам за их труд. В частности, п. 5b и 5c Рекомендации ЮНЕСКО о юридической охране прав переводчиков и переводов и практических средствах по улучшению положения переводчиков устанавливают следующие правила:
- с момента заключения договора переводчик приобретает право на получение аванса, независимо от объема работы;
- выплата вознаграждения переводчику должна осуществляться аккордно, т.е. частями по мере исполнения им перевода или по мере участия в процессуальных действиях;
- переводчик имеет право рассчитывать на дополнительное вознаграждение, если объем перевода превышает нормы, определенные договором.
Поскольку Россия, наравне еще со 146 странами мира, парафировала указанную выше Рекомендацию ЮНЕСКО, положения этого международно-правового документа должны применяться на всей ее территории. Следовательно, они должны отражаться и в договорах, заключаемых между переводчиками и правоохранительными органами, осуществляющими уголовное судопроизводство на той или иной стадии. К сожалению, последние ни методически, ни организационно еще не готовы к подобному сотрудничеству в условиях, когда обе стороны являются равноправными партнерами гражданско-правовых отношений, т.е. переводчик перестает быть предметом административного управления.
Однако гражданско-правовой характер договорных отношений между органом охраны правопорядка и переводчиком объективно вступает в противоречие с отдельными положениями уголовно-процессуального закона или по крайней мере требует значительной взаимной корреляции норм гражданского и уголовно-процессуального законодательства. В частности, ст. 425 ГК РФ определяет, что любой договор вступает в силу с момента его подписания сторонами, в связи с чем не вполне понятно, каким образом должны соотноситься между собой заключение договора и постановление должностного лица, осуществляющего дознание или следствие, равно как и определение суда о назначении переводчика к участию в производстве по делу согласно ч. 2 ст. 59 УПК РФ. Очевидно, что договор не может быть подписан ранее вынесения постановления (определения) о назначении лица в качестве переводчика, поскольку до этого момента этот человек не может считаться участником судопроизводства. Следовательно, это постановление (определение) может расцениваться с гражданско-правовой точки зрения как оферта, поскольку имеет в соответствии со ст. 435 ГК РФ конкретного адресата, т.е. переводчика, и "достаточно определенно выражает намерение" должностного лица, вынесшего постановление, "считать себя заключившим договор" с ним, т.е. готовность не только привлечь, но и фактически допустить переводчика к участию в производстве по делу (в случае отсутствия обстоятельств, исключающих его участие в следственных и судебных действиях).
Признание с гражданско-правовой точки зрения постановления должностного лица или определения суда о назначении переводчика к производству по делу в качестве оферты порождает вопрос о том, какое следующее за этим уголовно-процессуальное действие необходимо воспринимать в качестве акцепта? Как известно, после вынесения постановления (определения) лицо, приобретшее в силу этого действия процессуальный статус переводчика, имеет право или устраниться от участия в судопроизводстве в соответствии с ч. 1 ст. 62 УПК РФ, заявив мотивированный самоотвод, или принять согласно процессуальному статусу обязательства в соответствии с ч. 5 ст. 59, ч. 2 ст. 161 УПК РФ, дав подписки об уведомлении об уголовной ответственности за заведомо неправильный перевод и за разглашение данных предварительного расследования. С гражданско-правовой точки зрения первое действие может быть расценено как отказ от акцепта, а второе - как акцепт. Такой порядок представляется применимым к договору, заключаемому как в письменной, так и в устной форме. Поэтому документальная фиксация гражданско-правового договора между переводчиком и соответствующим правоохранительным органом может быть осуществлена только после того, как переводчик подтвердил принятие на себя соответствующих его статусу процессуальных обязанностей, подписав уведомление об уголовной ответственности за заведомо ложный перевод и дав подписку о неразглашении данных предварительного следствия.
Не вполне ясным является вопрос о порядке расчетов с переводчиком за оказанные им услуги органу дознания или предварительного следствия. Так, Инструкция о порядке и размерах возмещения расходов и выплаты вознаграждения лицам в связи с вызовом в органы дознания, предварительного следствия, прокуратуру или в суд указывает на то, что все расчеты должны быть произведены "немедленно". Однако она не содержит прямого указания на момент или действие, после которого должно быть выплачено вознаграждение переводчику. В качестве своеобразной точки отсчета может быть взято в соответствии с ч. 3 ст. 131 УПК РФ вынесение постановления должностного лица органа дознания или предварительного следствия (равно как и определения суда) о выплате причитающихся денежных сумм. С позиции норм гражданского права такое постановление может рассматриваться как акт приема-передачи оказанных услуг (выполненных работ), а поэтому может исключить необходимость его составления как основания выплаты вознаграждения переводчику при документальном оформлении договорных отношений между ним и органом охраны правопорядка.
Однако уголовно-процессуальный закон не содержит однозначного