"расторжение нарушенного договора в российском и зарубежном праве" (карапетов а.г.) ("статут", 2007)

вывод о невозможности освобождения должника от ответственности за нарушение представляется вполне оправданным с практической точки зрения.
При этом возникает крайне интересный вопрос. Выше мы говорили о привлечении должника к ответственности за сам факт нарушения. Но может ли кредитор в случае, когда расторжение договора в связи с изменившимися обстоятельствами происходит после возникновения факта нарушения договора, требовать применения к должнику мер ответственности, носящих компенсаторный характер, т.е. направленных на покрытие потерь кредитора в результате прекращения (расторжения) нарушенного договора. На наш взгляд, в случае, когда расторжение происходит по причине существенного изменения обстоятельств, ответ на данный вопрос должен зависеть от того, когда эти обстоятельства изменились и какова истинная связь между изменением обстоятельств и нарушением.
Если обстоятельства изменились до того, как произошло нарушение, и суду очевидно, что само нарушение произошло именно в связи с этим изменением обстоятельств, то истинной первопричиной расторжения договора является на самом деле не нарушение, а изменение обстоятельств. Нарушение договора выступает здесь лишь в качестве следствия. Тем не менее, как мы выше установили, наличие такой причины не отменяет сам факт нарушения. Это может вызвать серьезные затруднения. Дело в том, что расторжение договора по инициативе должника (добровольное или судебное) с указанием на то, что причиной расторжения является не нарушение договора, а изменение обстоятельств, влечет для кредитора те же самые убытки, которые имели бы место, если бы сам кредитор расторг договор по причине нарушения. Если бы и в том и в другом случае кредитор имел бы одинаковые права на взыскание компенсаторных убытков, т.е. убытков, вызванных именно расторжением договора, то вопрос не стоял бы так остро. Но проблема заключается в том, что законодатель в отношении случая расторжения договора по причине существенного изменения обстоятельств предусматривает интересную норму п. 3 ст. 451 ГК, в которой указывается, что при определении последствий расторжения суд должен исходить из необходимости справедливого распределения между сторонами расходов, понесенных ими в связи с исполнением этого договора.
Детальный анализ данной нормы не входит в предмет изучения в настоящей работе. По всей вероятности, данное положение следует толковать расширительно, распространяя принцип справедливого распределения рисков не только в отношении понесенных расходов, но и всех других убытков сторон, относящихся к категории реального ущерба. Упущенную же выгоду, видимо, справедливее возложить на ту сторону, которая эту выгоду упустила. Реальный ущерб кредитора, возникший в связи с существенным изменением обстоятельств, должен взыскиваться с должника с учетом необходимости применения п. 3 ст. 451 ГК. Это означает, что суд взвешивает убытки, вызванные расторжением договора, понесенные каждой из сторон, и перераспределяет их между сторонами в тех пропорциях, которые в данном конкретном деле будут казаться суду справедливыми. Технология данного перераспределения не совсем ясна. Например, непонятно: может ли распределение ущерба между сторонами привести к тому, что часть тщетно понесенных должником расходов будет взыскана с кредитора? Или речь может идти только о том, в каком объеме происходит возложение убытков кредитора на должника? Как мы уже отметили, детальный разбор этих вопросов выходит за рамки темы настоящего исследования. Нам важно лишь констатировать, что взыскание убытков в случае, когда договор расторгается по причине существенного изменения обстоятельств, может обладать существенной спецификой, которая, в частности, может выражаться в невозможности взыскания упущенной выгоды и применении механизма справедливого перераспределения убытков.
Получается, что в случае расторжения договора по причине нарушения кредитор вправе рассчитывать на взыскание своих компенсаторных убытков в полном объеме, в то время как в случае, когда причиной расторжения объявляется существенное изменение обстоятельств, права кредитора на взыскание компенсаторных убытков могут быть существенно ограничены.
Еще больше эта коллизия обостряется, если вспомнить, что кредитор согласно п. 2 ст. 328 ГК вправе расторгнуть договор, ссылаясь на предвидимое нарушение, т.е. еще до того, как наступит срок исполнения и произойдет нарушение (Anticipatory Breach). В качестве основания для сомнений в отношении будущего исполнения может вполне выступать существенное изменение обстоятельств, которое делает исполнение договора разорительным. Разумный кредитор в такой ситуации будет предвидеть нарушение. Следовательно, у него возникают основания для расторжения договора в связи с предвидимостью будущего нарушения (п. 2 ст. 328 ГК). При этом согласно п. 2 ст. 328 ГК кредитор, отказывающийся от договора на этом основании, вправе взыскать убытки на общих основаниях. Получается, что даже до того, как произошло нарушение, должник вправе инициировать процесс расторжения договора по причине существенного изменения обстоятельств, а кредитор вправе отказаться от договора по причине вызванной этими изменениями очевидности будущего нарушения. Еще больше оснований для расторжения договора на основании п. 2 ст. 328 ГК у кредитора будет тогда, когда должник предложит ему расторгнуть договор в связи с существенным изменением обстоятельств или предъявит такой иск в суд. У кредитора появляются основания говорить о ренансации, т.е. о прямом отказе должника от исполнения договора в будущем, что существенно облегчает ему доказывание предвидимости будущего нарушения. Соответственно, кредитор может перехватывать инициативу и расторгать договор, не дожидаясь судебного решения о расторжении договора по причине существенных изменений обстоятельств. В практическом плане такой прием может дать кредитору значительные преимущества в плане последствий расторжения, включая и право на полное взыскание своих компенсаторных убытков.
В этой связи крайне важным является решение вопроса о допустимости конкуренции двух указанных режимов расторжения. На наш взгляд, она недопустима. Иначе стороны начнут соревноваться, кто первый успеет заявить о расторжении договора. Если первым "подсуетится" должник и заявит иск о расторжении договора по причине существенного изменения обстоятельств, то это грозит кредитору потерей возможности взыскать часть своих компенсаторных убытков (например, упущенную выгоду от срыва контракта), что может подтолкнуть его к тому, чтобы, не дожидаясь вынесения судом решения о расторжении договора, заявить односторонний отказ от договора или предъявить встречный иск о расторжении договора по причине его нарушения. Во избежание подобных коллизий следует запретить возможность конкуренции двух указанных режимов расторжения. Решать данный вопрос следует не определением, кто первый заявил о том или ином сценарии расторжения, а установлением истинной причины расторжения.
Если истинная первопричина расторжения состояла в изменении обстоятельств и нарушение произошло только или по большей части именно из-за этих изменений, то кредитор вправе заявить о расторжении договора, ссылаясь на нарушение договора. Как мы помним, то, что нарушение вызвано существенным изменением обстоятельств, не лишает поведение должника противоправного характера - от этого просрочка не перестает быть нарушением договора. Но при этом кредитор вправе взыскивать убытки, вызванные расторжением, с учетом специфики, предусмотренной в п. 3 ст. 451 ГК. В данном случае, несмотря на то что инициатором расторжения является не должник, а кредитор, при определении последствий расторжения нарушенного договора следует учитывать специальное указание закона на то, что в случае, когда истинной причиной расторжения является изменение обстоятельств, порядок взыскания убытков, вызванных расторжением, происходит с учетом необходимости справедливого распределения потерь между сторонами.
Кроме того, для достижения стройности конструкции следует признать, что другие преимущества, предоставляемые правовым режимом расторжения нарушенного договора (в частности, некоторые льготы при реституции), применимы в полной мере и к случаю, когда договор расторгается по причине существенного изменения обстоятельств. В конце концов, несмотря на всю "уважительность" данной причины, факт неисполнения договора налицо. Нормы ст. 451 ГК помогают именно должнику, в качестве исключения санкционируя отход от принципа pacta sunt servanda. Поэтому априори пострадавшим в результате реализации такого сценария, независимо от того, наступил ли уже срок исполнения или неисполнение только предвидится, является кредитор. Соответственно, все же справедливее при определении последствий расторжения применять более прокредиторские положения режима расторжения нарушенного договора.
Таким образом, если существенное изменение обстоятельств предшествовало нарушению и спровоцировало его, то применяется детально описанный нами ниже правовой режим расторжения нарушенного договора, за исключением того, что: 1) инициатором расторжения может быть сам должник и 2) при взыскании компенсаторных убытков применяется механизм распределения убытков, предусмотренный в п. 3 ст. 451 ГК.
В практическом плане крайне важно отметить, что в тех случаях, когда предвидимое или состоявшееся нарушение договора вызвано существенным изменением обстоятельств, кредитор не вправе взыскать с должника упущенную выгоду от срыва контракта, а реальный ущерб от расторжения подлежит взысканию с учетом применения механизма распределения убытков. Данный вывод применяется независимо от того, в каком порядке расторгается договор: по инициативе должника - по причине существенного изменения обстоятельств либо по инициативе кредитора - по причине существенного нарушения договора.
Данный подход создает единый и предсказуемый правовой режим, лишая смысла конкуренцию двух указанных механизмов расторжения. Кредитор, пострадавший от нарушения и столкнувшийся с иском должника о расторжении договора по причине существенного изменения обстоятельств, может не суетиться. Все его права, предоставленные ему как пострадавшему от нарушения на случай расторжения договора, у него все равно сохраняются, за исключением права на взыскание упущенной выгоды и, возможно, части иных компенсаторных убытков (в случае применения механизма распределения реального ущерба). Но эти ограничения в равной степени применялись бы и в том случае, если бы основанием расторжения считалось нарушение договора и инициатором расторжения был сам кредитор.
При этом тот факт, что под действие нормы п. 3 ст. 451 ГК попадают убытки, вызванные расторжением, приводит к выводу о том, что размер таких мер ответственности, как неустойка, обеспечивающая интересы кредитора на случай прекращения нарушенного договора, а также задаток, которые направлены, как правило, на покрытие тех же потерь, что и взыскание непосредственно компенсаторных убытков, может быть также скорректирован с целью достижения наиболее справедливого распределения рисков. При этом формально механизм этой коррекции может быть основан на расширительном толковании п. 3 ст. 451 ГК.
Так, представим пример, когда российский завод перечислил внешнеторговой фирме 50% от цены дорогостоящего импортного оборудования в качестве задатка. Самого оборудования как такового в момент заключения договора и получения задатка у внешнеторговой фирмы нет. Она намеревается его закупить за рубежом, привлекая для это как полученный задаток, так и часть своих оборотных средств. Неожиданно для сторон Правительство РФ принимает решение о повышении импортных пошлин на данное оборудование в несколько раз, что делает данную коммерческую операцию абсолютно разорительной для внешнеторговой фирмы. Цена, по которой она обязалась поставить оборудование российскому заводу, не покрывает существенно увеличившихся затрат на таможенное оформление. В итоге внешнеторговая фирма не только лишается всей прибыли от данной операции, но и несет значительный убыток. Фирма обращается в суд с иском о расторжении договора на основании существенного изменения обстоятельств, которое невозможно было предвидеть и преодолеть и которое настолько нарушает баланс имущественных интересов сторон, что в случае исполнения договора в первоначальном виде фирма понесла бы ущерб, который в значительной степени лишил бы ее того, на что она была вправе рассчитывать при заключении договора. Суд расторгает договор, найдя аргументы внешнеторговой фирмы убедительными. В ответ на это российский завод заявляет в суд иск о возврате уплаченного задатка в двойном размере, ссылаясь на то, что договор был нарушен и исполнение, обеспеченное задатком, не было произведено в силу причин, хотя и достаточных для расторжения договора на основании ст. 451 ГК, но недостаточных для освобождения внешнеторговой фирмы от ответственности. С нашей точки зрения, если мы в случае расторжения договора по причине существенного изменения обстоятельств не допускаем взыскания упущенной выгоды от срыва контракта, а иные компенсаторные убытки подчиняем правилу о необходимости справедливого распределения потерь (п. 3 ст. 451 ГК), то нелогично оставлять в неизменном виде и размер задатка. Безусловно, в данном случае покупатель вернет себе ту сумму, которую он уплатил в качестве задатка. Но вот в остальной части требование о возврате двойного размера задатка может быть подвержено применению правила о распределении убытков по аналогии. А значит, суд, если найдет для этого основания, просто уменьшит требование покупателя о возврате двойного размера задатка в отношении "штрафной" части данного требования настолько, чтобы соблюсти принцип справедливого распределения потерь.
Но все вышесказанное относится только к той ситуации, когда само нарушение вызвано изменением обстоятельств. Если же обстоятельства изменились уже после того, как началась просрочка должника, или нарушение договора никак не связано с изменением обстоятельств, то право на взыскание любых компенсаторных убытков, вызванных расторжением договора, а также аналогичной по своей природе неустойки за неисполнение, а равно право на применение института задатка реализуются в полном объеме без применения правила п. 3 ст. 451 ГК.
Данный вывод основан на применении по аналогии нормы п. 1 ст. 405 ГК, согласно которой должник, просрочивший исполнение, несет ответственность перед кредитором за все последствия случайно наступившей невозможности исполнения. Очевидно, что несение ответственности за последствия случайно наступившей невозможности означает не что иное, как необходимость возмещения компенсаторных убытков кредитора, т.е. убытков, вызванных непредвиденным прекращением договора и оставлением его без исполнения. Если должник должен возместить все убытки кредитора на случай невозможности исполнения, то признание данного права за кредитором в случае лишь существенного изменения обстоятельств имеет еще больше оснований. Невозможность исполнения - фактор куда более "извинительный".