"Компенсация морального вреда. Комментарий" (Эрделевский А.М.) ("БЕК", 2000)

влечет ответственность в случаях, когда метод лечения связан с воздействием на психику пациента, - именно это обусловливает возникновение состояния зависимости пациента от врача. Неравный характер взаимоотношений выражается в том, что врач организует и контролирует ход лечения, в то время как пациент, нуждающийся в помощи и обратившийся за ней к врачу, занимает в ходе лечения подчиненное положение.
Наибольший интерес представляет вопрос о содержании психического вреда, причиняемого пациенту при сексуальном воздействии. Согласно преобладающей доктрине собственно сексуальный контакт не рассматривается как источник психического вреда (имеются в виду испытываемые пациентом сексуальные ощущения, которые, естественно, не могут быть квалифицированы как страдания). Однако та же доктрина, базируясь на теории Фрейда, предполагает, что вступление в сексуальный контакт с врачом отождествляется для пациента на подсознательном уровне со вступлением в сексуальный контакт с родителем, что вызывает у пациента переживания в связи с греховностью и порочностью такого контакта.
Аналогичные ситуации возникают в отношениях "социальный работник - клиент" в случаях, когда социальные работники выступают в качестве советников и консультантов по вопросам интимной жизни клиента (социальные службы различной направленности широко распространены в США). Предполагается, что социальный работник обязан проявлять необходимую и разумную заботливость о пациенте. Если нарушение данной обязанности влечет причинение психического вреда пациенту, этот вред подлежит компенсации.
Именно такую позицию занял суд, когда социальный работник (женщина) в процессе проведения психотерапевтического лечения одной из пациенток вступила в сексуальный контакт с ее подругой, продолжая при этом процесс лечения <*>. Пациентка предъявила иск о компенсации психического вреда к социальному работнику. Суд счел, что ответчица нарушила обязанность проявлять необходимую заботу о пациенте. Кроме того, суд счел, что истица имеет право на компенсацию психического вреда, причиненного ответчицей в результате профессиональной небрежности, несмотря на отсутствие какого-либо физического воздействия ответчицы на истицу, что обычно является необходимым условием компенсации причиненного в результате небрежности психического вреда.
--------------------------------
<*> Ibid. P. 317.
По мнению суда, ввиду совершенно особой природы подобных отношений пациент вправе получить компенсацию за нравственные страдания, вызванные небрежностью врача, несмотря на отсутствие иного (основного) вреда.
Многочисленные проблемы при рассмотрении дел по искам о компенсации психического вреда связаны с моментом начала течения срока исковой давности. В отличие от российского права, где на требования о компенсации морального вреда исковая давность не распространяется, когда этот способ используется для защиты неимущественных благ, в английском и американском праве институт исковой давности применяется к требованиям о компенсации психического вреда. Эти проблемы возникают в основном при рассмотрении исков из инцеста (кровосмешения) или иных сексуальных посягательств родителей в отношении детей.
Приведем пример дела, рассмотренного одним из судов штата Миннесота <*>. Истица, женщина 34 лет, предъявила иск к своему отцу с требованием компенсации за психический вред, причиненный в результате инцеста с его стороны. Она утверждала, что ее отец вступил с ней в половую связь, когда истице было 10 лет, и эта связь продолжалась до достижения истицей возраста 20 лет. Ответчик ссылался на истечение срока исковой давности, который, согласно законодательству штата, составлял для требований из причинения вреда три года с момента возникновения права на иск. Поэтому, по его мнению, требование истицы, заявленное по истечении четырнадцати лет с момента последнего полового контакта, утратило исковую силу. Истица же утверждала, что моментом возникновения права на иск следует считать момент обнаружения вреда. Суд поддержал позицию истицы. Он исходил из того, что общее правило, согласно которому срок исковой давности начинает течь с момента, когда потерпевший обнаружил или при должной осмотрительности должен был обнаружить причиненный вред (причем под обнаружением вреда понимается осведомленность не только о наличии вреда, но и о его причине), неприменимо в данном случае. При инцесте правонарушитель обычно запугивает ребенка, заставляя его держать происшедшее в секрете под угрозой причинения вреда ему или другим членам семьи, и ребенку приходится адаптироваться к этой ситуации самостоятельно. Поэтому часто признаки психической травмы обнаруживаются, когда девочка становится взрослой и терапевтическое лечение позволяет потерпевшей осознать связь между сексуальным посягательством и своими проблемами с психикой.
--------------------------------
<*> Ibid. P. 273.
В другом подобном деле суд пришел к такому же выводу, поскольку истица утверждала, что в период, когда происходили сексуальные посягательства, она не сознавала, что в совершении полового акта есть что-то предосудительное и что ей причинен какой-то вред <*>. Однако еще в одном деле, когда истица сразу же после инцеста осознала предосудительность полового акта и причинение ей психической травмы, хотя и не знала полного объема причиненного вреда, суд счел срок исковой давности пропущенным <**>. Надо заметить, что в судебной практике разных штатов наблюдаются существенные различия в подходе к рассматриваемому вопросу (например, позиция судов штата Вашингтон противоположна позиции судов штатов Миннесота и Калифорния, а суды штатов Монтана и Висконсин занимают промежуточную позицию) <***>.
--------------------------------
<*> Ibid. P. 275.
<**> Ibid.
<***> Ibid. P. 276.
Глава 3. Компенсация морального вреда в Германии
§ 1. Основания ответственности за причинение страданий
Возникновение права на денежную компенсацию за страдания в соответствии с § 847 ГГУ предполагает наличие объективного и субъективного элементов состава правонарушения. Состав оснований ответственности за причинение страданий совпадает с общим составом оснований ответственности за причинение вреда, предусмотренным в § 823 ГГУ:
- наличие страданий, причиненных умалением личных неимущественных правовых благ;
- противоправность действия причинителя вреда;
- наличие адекватной причинной связи между противоправным действием и наступившими последствиями в виде страдании;
- вина причинителя вреда <*>.
--------------------------------
<*> Teichmann A. u. a. Buergerliches Gesetzbuch. Muenchen, 1997. S. 940.
Наличию страданий германская судебная практика не всегда придавала одинаковое значение. Гак, Федеральный суд ФРГ ранее в случаях полного распада личности вследствие тяжелой мозговой травмы принимал во внимание штрафной характер компенсации за причиненный нематериальный вред и взыскивал с лица, причинившего вред, ощутимую денежную сумму. При оценке размера компенсации отсутствие страданий после причинения вреда здоровью учитывалось слабо. В дальнейшем Федеральный суд ФРГ отказался от этой точки зрения и пришел к выводу, что суд должен снижать размер компенсации за причиненный вред в случае, когда произошел полный распад личности <*>. При этом способности потерпевшего испытывать страдания и осознавать свое ущербное положение придавалось основное значение при определении размера компенсации за причиненный нематериальный вред, и как раз состояние, представляющее собой особо тяжкие последствия для потерпевшего, может оказаться основанием для снижения размера компенсации за причиненный нематериальный вред.
--------------------------------
<*> Ibid.
В подобных случаях, когда из-за обширной потери способности чувственного, эмоционального или рационального восприятия окружающей действительности пострадала личность потерпевшего, суды уделяют особое внимание заключениям экспертов. Правда, даже если распад личности был надлежащим образом установлен, суды весьма неохотно шли на снижение размера компенсации до символических сумм.
Ситуация, при которой больший неимущественный вред (в основном больший вред здоровью) мог повлечь меньший размер компенсации, подвергалась критике со стороны ряда германских правоведов <*>, <**>, в результате чего в настоящее время подход к функциональному назначению компенсации и содержанию неимущественного вреда изменился, и утрата потерпевшим в связи с телесным повреждением возможности чувственного и (или) рационального восприятия окружающей действительности рассматривается как обстоятельство, влекущее повышение размера компенсации, которая в этом случае рассматривается как компенсация не за перенесенные страдания, а непосредственно за умаление жизненных благ <*>.
--------------------------------
<*> Ehlers W. Der Geldersatz fuer immaterielle Schaden bei deliktischer Verletzung des allgemeinen Personlichkeitsrechts. Berlin, 1976. S. 194.
<**> Lorenz E. Immaterieller Schaden und "billige Entschadigung in Geld". Berlin, 1981. S. 35.
<***> Teichmann A. u. a. Op. cit. S. 940.
Как указывалось выше, вина, как правило, является необходимым элементом состава оснований ответственности за причиненный нематериальный вред, но в некоторых случаях ответственность может наступать и без вины, например при причинении вреда источником повышенной опасности (§ 829 ГГУ). § 847 ГГУ рассматривается как специальная норма, применение которой по аналогии не допускается. Будучи расположен в разделе, регулирующем внедоговорную ответственность, § 847 ГГУ не применяется к случаям нарушения договорных обязательств, если при этом не происходит одновременно нарушения указанных в § 847 ГГУ абсолютных прав, как это было, например, в случае, когда врач отказался срочно посетить пациента на дому и по телефону порекомендовал ему определенное лечение <*>.
--------------------------------
<*> Schneider E., Biebrach J. Schmerzensgeld. Herne - Berlin, 1994. S. 15.
Ответственность возникает только непосредственно перед потерпевшим. Таковым признается каждый, чьим правовым благам причинен вред, если этот вред находится в адекватной причинной связи с неправомерным действием (например, травма ноги после несчастного случая с последующим наложением гипсовой повязки). Опосредованно потерпевшим признается каждый очевидец несчастного случая, пострадавший от нервного шока. Однако судебная практика делает исключение, если очевидец происшествия состоит в близких отношениях с потерпевшим. В этом случае очевидец также признается потерпевшим непосредственно от так называемого дистанционного воздействия правонарушения и приобретает право на компенсацию. По мнению некоторых германских правоведов <*>, законодательство и судебная практика ФРГ должны быть изменены таким образом, чтобы предоставить близким потерпевшего право на компенсацию за страдания, перенесенные ими в связи со смертью потерпевшего.
--------------------------------
<*> Odersky W. Schmerzensgeld bei Toetung naher Angehoeriger. Muenchen, 1989. S. 19.
§ 2. Размер компенсации за страдания
Вопрос о размере компенсации за причинение неимущественного вреда тесно связан с вопросом о функциональном назначении этой компенсации, который вызывал и продолжает вызывать дискуссии в среде германских правоведов.
До середины XX в. господствовало мнение о чисто компенсационной функции компенсации, которая заключалась в смягчении или полной нейтрализации причиненных потерпевшему физических и нравственных страданий (Ausgleichsfunktion). Позднее к компенсационной функции добавилась так называемая функция удовлетворения (Genugtuungsfunktion), которая состояла в учете получения потерпевшим нравственного удовлетворения в связи с возложением на причинителя вреда обязанности выплаты денежной компенсации за причинение вреда неимущественным правам и благам потерпевшего. В функции удовлетворения нашел отражение подход к компенсации за страдания как к особого рода штрафу, взыскиваемому в пользу потерпевшего (Privatstrafe).
Компенсационная теория полностью соответствовала вытекающему из § 847 ГГУ подходу к требованию о компенсации за страдания как вытекающему из причинения вреда. Однако по мере роста числа исков о компенсации за страдания в связи с причинением телесных повреждений и распространения института компенсации за страдания на случаи нарушения иных видов личных неимущественных прав первоначальный подход к функции этого правового института стал вызывать сомнения.
Формальным поводом для таких сомнений у ряда правоведов явилось противоречие между устоявшимися взглядами на подлежащий компенсации неимущественный вред как на негативные эмоции потерпевшего, с одной стороны, и компенсационную функцию денежного возмещения - с другой <*>.
--------------------------------
<*> Lorenz E. Op. cit. S. 36.
Противоречие усматривалось в том, что "денежное возмещение, компенсационные в общепринятом смысле свойства которого определяются в соотношении с размером причиненного вреда, не может в целях компенсации соразмеряться с вредом, причиненным чувствам потерпевшего; эта компенсация привязана к самому правонарушению и не нацелена в первую очередь на произведение каких-либо изменений в сознании потерпевшего, что особенно наглядно проявляется в случае, если сам потерпевший по каким-либо причинам не считает выплачиваемую сумму компенсацией - с позиций закона она продолжает оставаться компенсацией" <*>.
--------------------------------
<*> Ibid. S. 37.
Действительное устранение негативных эмоций у потерпевшего составляет хотя и желательную цель компенсации, но с точки зрения ее правового содержания не самую существенную. Поэтому такой подход к компенсации за страдания не может соответствовать § 847 ГГУ, если рассматривать эту норму как предусматривающую компенсацию за вред, причиненный чувствам потерпевшего. Это соображение подтверждается зависимостью размера компенсации, самостоятельной целью которой является смягчение причиненных потерпевшему страданий посредством предоставления ему материального удовлетворения, не только от величины неимущественного вреда, но и от ряда других обстоятельств, не имеющих ничего общего с возникновением у потерпевшего страданий и их интенсивностью (например, имущественное положение причинителя вреда).
Действительная же причина неудовлетворенности германских юристов компенсационной теорией состояла в возрастной в связи с расширением перечня защищаемых прав и благ легкости симуляции перенесенных страданий и отсутствии реальной возможности объективной судебной проверки этого факта. Как иногда отмечалось в юридической литературе, присуждение компенсации за страдания представляет собой "чистый произвол, и судья, который присуждает такую компенсацию,