"Компенсация морального вреда. Комментарий" (Эрделевский А.М.) ("БЕК", 2000)

должно приниматься во внимание в качестве заслуживающего внимания обстоятельства имущественное положение совместно проживающего родителя с тем, чтобы взыскание компенсации не могло отрицательно сказаться на интересах ребенка. Следует исходить из того, что в этом заинтересован и сам потерпевший родственник, поскольку наличие у него страданий в связи с воспрепятствованием общению с ребенком предполагает наличие у него привязанности к ребенку и в силу этого заботу о его благополучии, в том числе и имущественном.
Таким образом, институт компенсации морального вреда применим при нарушении личных неимущественных прав, основанных на браке или родстве, но специфика семейных отношений во многих случаях влияет на размер компенсации в сторону его значительного уменьшения, вплоть до символических сумм.
Так, если после совершения неправомерного действия одним из супругов в отношении другого они продолжают совместно проживать и вести общее хозяйство, взыскание компенсации утрачивает смысл, поскольку она будет выплачена из дохода виновного супруга, который, как правило, в любом случае поступает в распоряжение семьи. По нашему мнению, продолжение потерпевшим супругом семейных отношений следует рассматривать в качестве такого заслуживающего внимания обстоятельства, учет которого должен приводить ко взысканию символической суммы компенсации.
Вернемся к требованию добросовестного супруга о компенсации морального вреда в случае признания брака недействительным. В п. 4 ст. 30 СК возможность предъявления такого требования упомянута в качестве одного из последствий недействительности брака. Почему законодатель счел необходимым специально выделить в этой норме право потерпевшего супруга на компенсацию морального вреда?
Представляется, это связано с особенностями института признания брака недействительным. Дело в том, что этот институт семейного права имеет определенное сходство с гражданско - правовым институтом недействительности сделки. Это сходство связано с тем, что брак, как и двусторонняя сделка, представляет собой основанное на равенстве и автономии воли соглашение двух лиц, направленное на возникновение прав и обязанностей, в первом случае - семейных, во втором - гражданских. Как при заключении брака, так и при совершении сделки необходимо соблюдение определенных условий, в противном случае как брак, так и сделка могут быть признаны недействительными.
Если бы в п. 4 ст. 30 СК не было предусмотрено право добросовестного супруга требовать возмещения причиненного ему материального и морального вреда, то к отношениям лиц, чей брак признан недействительным, могли бы быть применимы последствия недействительности сделки, предусмотренные в соответствующих нормах ГК, например возмещение потерпевшему супругу реального ущерба в соответствии со ст. 179 ГК, предусмотренное этой нормой в качестве дополнительного последствия недействительности сделки, совершенной под влиянием обмана. Возможность применения норм гражданского законодательства по аналогии в данном случае основывалась бы на правиле ст. 5 СК, причем такое применение заведомо не противоречило бы существу отношений между лицами, чей брак признан недействительным. Но нормы ГК, определяющие последствия недействительности сделки, не предусматривают права потерпевшего на компенсацию морального вреда. Очевидно, чтобы со всей определенностью конституировать это право добросовестного супруга, законодатель прямо указал его в качестве одного из последствий признания брака недействительным.
Необходимо заметить, что для возникновения у недобросовестного супруга обязанности компенсировать причиненный моральный вред должно быть доказано наличие всех необходимых оснований ответственности за его причинение. В частности, должно быть доказано, что моральный вред причинен в связи с нарушением принадлежащих добросовестному супругу личных неимущественных прав или умалением других нематериальных благ.
Состав таких прав и благ может несколько различаться в зависимости от конкретной ситуации, но нарушение некоторых из них будет иметь место в большинстве случаев признания брака недействительным. Так, недействительность брака умаляет достоинство добросовестного супруга, снижая его оценку в собственных глазах; во многих случаях может пострадать и его репутация в глазах других лиц; наконец, может оказаться ущемленным его право на создание семьи (например, девушке, проживающей в небольшом населенном пункте, может оказаться затруднительно вступить в новый, полноценный брак).
При определении размера компенсации причиненного добросовестному супругу морального вреда следует учитывать его возраст, пол, наличие предшествующих браков, продолжительность состояния в недействительном браке, характер отношений несостоявшихся супругов, наличие детей, родившихся в таком браке.
§ 2. Трудовое право
Долгое время дискуссионным был вопрос о возможности компенсации морального вреда при нарушении трудовых прав граждан. В большинстве случаев в качестве мотива отказов в компенсации морального вреда, причиненного незаконными увольнением, применением дисциплинарного взыскания, переводом на другую работу и т.п., суды ссылались на то, что в КЗоТ не содержалось норм, предусматривающих возможность компенсации морального вреда.
Однако подобная позиция не имела и не имеет законных оснований ни раньше, в период действия Основ гражданского законодательства, ни теперь, когда действует ГК РФ. Незаконность этой позиции в период действия Основ следовала из ее противоречия п. 3 ст. 1 Основ, предусматривавшему применение норм гражданского права к трудовым отношениям в случаях, когда эти отношения не урегулированы трудовым законодательством (ниже мы рассмотрим это более подробно). Действующий ГК безусловно допускает применение компенсации морального вреда в случаях нарушения личных неимущественных прав работника, что вытекает как из ст. 151, так и из п. 2 ст. 2 ГК, устанавливающей, что неотчуждаемые права и свободы человека и другие нематериальные блага (следовательно, и право на труд, которое нарушается при незаконном увольнении, и право на хорошую репутацию и доброе имя работника, которое нарушается при незаконном применении дисциплинарного взыскания, и т.п.) защищаются гражданским законодательством, если иное не вытекает из существа этих нематериальных благ. В настоящее время суды в подавляющем большинстве случаев присуждают компенсацию морального вреда при рассмотрении дел о нарушении работодателями личных неимущественных прав работников. С 20 марта 1997 г. возможность компенсации морального вреда при нарушении трудовых прав прямо предусмотрена в новой редакции ст. 213 КЗоТ.
Реалии сегодняшнего дня не позволяют, однако, считать проблему защиты трудовых прав граждан утратившей актуальность. Скорее наоборот. Новые экономические условия и появление большого количества субъектов хозяйственной деятельности различных организационно - правовых форм усилили напряженность на рынке труда, и, хотя число нарушений трудовых прав работников в результате незаконных действий работодателей многократно возросло, работники далеко не всегда прибегают к судебной защите своих нарушенных прав.
Такая ситуация обусловлена рядом причин, среди которых следует назвать нежелание вступать в конфликт с работодателем по поводу отдельных нарушений трудового договора из-за боязни потерять рабочее место, неуверенность работника в реальной исполнимости судебного решения, а зачастую неосведомленность работника по поводу своих прав и способов их защиты.
Между тем нормы трудового законодательства обязательны для предприятий и организаций любых форм собственности; суды, как правило, стараются не допускать волокиты при рассмотрении трудовых споров; гражданское законодательство с 3 августа 1992 г. предусматривает возможность компенсации в денежной форме морального вреда (физических и нравственных страданий), причиненного правонарушением. Этот способ гражданско - правовой защиты применим и в случаях нарушения трудовых прав граждан.
Вопрос о применимости института компенсации морального вреда к случаям нарушения трудовых прав граждан долгое время по-разному решался в судебной практике. Как отмечалось выше, в период действия Основ суды нередко отказывали в компенсации морального вреда работникам, чьи трудовые права были нарушены работодателем (чаще всего в связи с незаконным увольнением), основываясь при этом на мнении о допустимости компенсации морального вреда только в случаях, предусмотренных законом, и отсутствии соответствующих новелл в КЗоТ.
Такая позиция не нашла поддержки в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 1994 г. N 10 "Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда", в п. 4 которого указывалось, что "отсутствие в законодательном акте прямого указания на возможность компенсации нравственных или физических страданий по конкретным правоотношениям не всегда означает, что потерпевший не имеет права на возмещение морального вреда. Например, в соответствии с п. 3 ст. 1 Основ к трудовым отношениям, возникшим после 3 августа 1992 г., может быть применена ст. 131 названных Основ, регулирующая ответственность за нанесение морального вреда по обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда, поскольку отношения, связанные с компенсацией морального вреда, не урегулированы трудовым законодательством". Попутно Пленум отметил, что это "положение применимо и к трудовым отношениям, возникшим после 1 января 1995 г., так как названными выше незаконными действиями работодателя нарушаются личные неимущественные права работника и другие нематериальные блага (ст. 151 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации)".
Безусловно, Постановление способствовало установлению единообразия в правоприменительной практике в решении вопроса о компенсации морального вреда при рассмотрении судами споров, вытекающих из трудовых отношений. Однако следует отметить разную степень обоснованности применения такого подхода с позиций Основ и ГК. Согласно п. 3 ст. 1 Основ к трудовым отношениям, отвечающим признакам, указанным в п. 1 этой статьи, гражданское законодательство применяется в случаях, когда эти отношения не регулируются трудовым законодательством. Отсюда следовало, что для применения к трудовым отношениям норм Основ требовалось одновременное наличие двух условий:
1) эти трудовые отношения должны отвечать признакам, указанным в п. 1 ст. 1 Основ, т.е. быть имущественными отношениями, основанными на равенстве участников, либо личными неимущественными отношениями, связанными с имущественными;
2) эти трудовые отношения не регулируются трудовым законодательством.
Что касается второго условия, то в КЗоТ до недавнего времени действительно не содержалось норм, регулирующих отношения имущественной ответственности работодателя за моральный вред, причиненный им работнику неправомерными действиями в процессе взаимного осуществления прав и исполнения обязанностей, вытекающих из трудового договора. Здесь же следует отметить, что отношения имущественной ответственности работодателя за ущерб, причиненный работнику повреждением его здоровья, в КЗоТ также не регулируются, поскольку ст. 159 КЗоТ - отсылочная норма, и если бы она даже отсутствовала в Кодексе, это нисколько не препятствовало бы применению соответствующих норм Основ, ГК или Правил возмещения работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанным с исполнением ими трудовых обязанностей.

Однако первое условие явно не выполнялось, поскольку трудовые отношения не основаны на равенстве и имущественной самостоятельности и обособленности их участников, что делает не совсем убедительной ссылку Пленума Верховного Суда РФ на п. 3 ст. 1 Основ.
Отношения, возникающие в связи с причинением вреда (хотя бы и при наличии трудовых отношений между причинителем и потерпевшим), являются гражданско - правовыми, что следует, в частности, из ст. 3 Основ, где причинение вреда указано в качестве одного из оснований возникновения гражданских прав и обязанностей. Поэтому возмещение морального вреда по правилам ст. 131 Основ в связи, например, с незаконным увольнением вовсе не являлось применением гражданского законодательства к трудовым отношениям. Это был акт применения гражданского закона к гражданским правоотношениям, основанием возникновения которых являлось причинение морального вреда.
Действительным препятствием для применения ст. 131 Основ могло быть наличие между работником и работодателем трудового договора, так как размещение этой статьи в гл. 19 Основ "Обязательства, возникающие вследствие причинения вреда и неосновательного обогащения" традиционно предполагало неприменимость ее при возмещении вреда, причиненного в связи с нарушением договора одной из его сторон.
Иногда в судебной практике встречались случаи, когда было непросто определить вид правоотношений, в которых находились потерпевший и причинитель вреда. Такая ситуация создалась, например, в деле, которое рассматривалось Президиумом Верховного Суда РФ по протесту в порядке надзора заместителя Генерального прокурора РФ <*>.
--------------------------------
<*> БВС РФ. 1997. N 4. С. 1 - 3.
Предмет иска в отношении компенсации морального вреда состоял в требовании выплаты компенсации за страдания, причиненные истице в связи с отказом предприятия, на котором она работала, предоставить ей квартиру. Суд первой инстанции взыскал с ответчика компенсацию морального вреда, однако Президиум Верховного Суда РФ счел решение в этой части незаконным, основываясь на том, что в соответствии с требованиями ст. 151 ГК компенсации подлежит моральный вред в случае причинения его действиями, нарушающими личные неимущественные права гражданина либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а в данном случае судом был разрешен спор о защите имущественного права, на которое положения ст. 151 ГК не распространяются. Ссылку в решении суда первой инстанции на ст. 131 Основ Президиум также счел неосновательной, так как распространение положений этой статьи Основ на жилищные правоотношения, являвшиеся предметом спора, не согласуется с требованиями ст. 1 тех же Основ.
Нельзя не согласиться с мнением Президиума Верховного Суда о том, что ст. 151 ГК к указанному случаю неприменима, поскольку неправомерными действиями ответчиков было нарушено имущественное право истицы. Однако представляется, что к рассматриваемому делу это не могло иметь отношения, поскольку ст. 151 ГК, действительно ограничившая круг неправомерных действий, совершение которых порождает у потерпевшего право на компенсацию морального вреда, не имела обратной силы, а в данном случае правонарушение произошло до 1 января 1995 г.
Мнение же Президиума о неприменимости к данному делу ст. 131 Основ вряд ли основано на законе, так как сам суд определил сохранившееся право на улучшение жилищных условий как вытекающее из трудовых