Хулиганство: проблемы квалификации
Н. ИВАНОВ
Н. Иванов, профессор кафедры
уголовного права Юридического института
МВД РФ.
В правоприменительной практике
квалификация хулиганства весьма и весьма
противоречива, на что неоднократно
обращалось внимание высшими судебными
инстанциями.
С тем чтобы избежать
ошибки в квалификации преступления,
предусмотренного ст. 206 УК, предлагались
различные варианты, среди которых, в
частности, императивная обязанность судов
анализировать мотивы и цели виновных.
Однако, несмотря на все усилия, досадные
ошибки уже перестают удивлять своей
закономерностью. Нормы ст. 206 УК
превратились в беспрецедентное явление,
"поглощающее" собой практически все
преступления, вызывающие трудности в
процессе квалификации на практике. Термин
"хулиган" стал символом любого
правонарушения, воплотив в себе
универсальное смысловое значение понятия
"вор" старого российского
законодательства.
Частые ошибки в
квалификации деяния, расплывчатость
формулировок норм дают основания
усомниться в практической
целесообразности и научной обоснованности
выделения в УК специального состава
преступления "хулиганство".
В настоящее
время в УК РФ хулиганство представлено, по
сути дела, в двух аспектах: как "мотив" оно
закреплено в п. "б" ст. 102, п. "и" ст. 105 нового УК
(умышленное убийство из хулиганских
побуждений) и как деяние - в ст. 206 УК, ст. 213
нового УК (хулиганство). Таким образом, одна
и та же акция в одних случаях выступает в
качестве мотива, а в других - как деяние, что
вызывает недоумение. Может ли мотив быть
деянием? Разумеется, нет. Между тем, придав
мотиву качество деяния, законодатель
создал неразрешимые трудности, с которыми
правоприменитель сталкивается уже при
определении объекта хулиганства.
По
общему правилу, объектом хулиганства
является общественный порядок, под которым
понимается совокупность отношений,
нормативно определяющих поведение людей в
процессе социальной жизнедеятельности.
Общественный порядок - не что иное, как
масштаб дозволенного: не кради, не задевай
чести и достоинства другого, соблюдай
чистоту, пристойность и т.п. В случае
нарушения необходимых для нормального
общественного развития правил общежития
виновного ждет кара, степень
репрессивности которой зависит от тяжести
нарушения. Хулиганство, таким образом,
посягает на весь комплекс нормативных
отношений, регулирующих нормальный,
общественно значимый процесс
жизнедеятельности, а каждое конкретное
хулиганское действие нарушает конкретное,
нормативно определенное отношение,
существующее ради необходимости
соблюдения общественного порядка.
Однако общественный порядок неизбежно
нарушается при совершении любого
правонарушения: преступления,
административного проступка, гражданско -
наказуемого деликта, аморального
поведения. Так, переход проезжей части в
неустановленном месте вне всякого сомнения
нарушает общественный порядок. То же и -
убийство, клевета, хищения и т.д. Все это -
деяния, нарушающие общественный порядок,
поскольку их совершение грубо противоречит
нормальному сосуществованию людей в
обществе. Следовательно, хулиганство не
может иметь в качестве непосредственного
объекта общественный порядок, поскольку
этот объект является общим для всех без
исключения деяний, нарушающих нормальное
функционирование общества.
В целом же
общественный порядок как совокупность
отношений, определяющих поведение людей,
нарушить невозможно, поскольку данная
совокупность состоит из огромного
конгломерата отдельных связей.
Возникает и вопрос об определении
объективной стороны хулиганства.
По ст.
206 (ст. 213 нового УК) хулиганство - умышленные
действия, грубо нарушающие общественный
порядок и выражающие явное неуважение к
обществу. Но где критерии, разграничивающие
"грубое" и "негрубое" нарушение
общественного порядка? На каком основании
можно об этом судить? Грубость в словаре
В.Даля определяется как неучтивость,
дерзость, обида. Но опять-таки любое
действие, противоречащее общественно
значимым нормам, отличается этими
качествами. И вряд ли удастся кому-то
реально отличить мелкое хулиганство от
уголовно наказуемого.
В качестве
хулиганства правоприменительная практика
рассматривает такие действия, как,
например, причинение телесных повреждений,
уничтожение или повреждение имущества,
побои и т.п. Вместе с тем эти деяния, грубо
нарушающие общественный порядок,
закреплены в конкретных нормах Особенной
части УК. С равным успехом в качестве
хулиганства могут быть оценены и такие
предусмотренные конкретными нормами
деяния, как развратные действия (ст. 120 УК),
незаконное лишение свободы (ст. 126),
нарушение тайны переписки, телефонных
переговоров и телеграфных сообщений (ст. 135),
а также целый ряд других конкретно
определенных в УК деяний. Для того чтобы
отличить хулиганство от всей совокупности
противоправных деяний, нарушающих
общественный порядок, правоприменитель
оперирует рядом "объективных признаков",
создавая, прямо скажем, вредный
прецедент.
Так, в качестве
обстоятельств, позволяющих разграничить
хулиганство и другие действия, нарушающие
общественный порядок, правоприменитель
ссылается, как это ни парадоксально, на
место действия - общественное место, более
того, на наличие либо отсутствие свидетелей
деяния. Так, Железногорский городской
народный суд Курской области
квалифицировал действия В., выразившиеся в
сопротивлении работнику милиции,
дополнительно по ст. 206 УК на том лишь
основании, что деяние было совершено в
общественном месте.
По делу Апурина
Верховный Суд РСФСР подчеркнул, что "его
действия нельзя признать грубо нарушающими
общественный порядок, поскольку
посторонние лица при конфликте не
присутствовали" (Бюллетень Верховного Суда
РФ, 1992. N 6. С. 7), а по делу Карманова было
безапелляционно заявлено: "Умысел его не
был направлен на нарушение общественного
порядка и фактически таковой нарушен не
был: никто из соседей не видел и не слышал,
как Карманов избивал тещу" (Законность. 1996. N
1. С. 57).
В п. 15 Постановления N 5 Пленума
Верховного Суда РСФСР от 24 декабря 1991 г. "О
судебной практике по делам о хулиганстве" (в
редакции постановления Пленума N 11 от 21
декабря 1993 г.) сказано буквально следующее:
"Нанесение оскорблений, побоев, причинение
легких или менее тяжких телесных
повреждений и другие подобные действия,
совершенные в семье, квартире, в отношении
родственников, знакомых и вызванные
личными неприязненными отношениями,
неправильными действиями потерпевших и
т.п., должны квалифицироваться по статьям
УК, предусматривающим ответственность за
преступления против личности. Однако в тех
случаях, когда такие действия были
сопряжены с очевидным для виновного грубым
нарушением общественного порядка и
выражали явное неуважение к обществу, их
следует квалифицировать как хулиганство".
По существу, высшая судебная инстанция
своим авторитетом санкционирует нарушение
принципов квалификации преступлений,
благодаря которому в качестве
разграничительного критерия выступает не
субъективная направленность индивида, а
место совершения деяния и (или) наличие
очевидцев. В результате получается вот
такая уникальная "правовая картина": если
один избивает другого в квартире и при этом
никто не видит и не слышит происходящее,
деяние может быть квалифицировано по
соответствующей статье, предусматривающей
ответственность за нанесение телесных
повреждений. Но стоит только совершить
подобные действия в общественном месте или
на глазах у очевидцев, как они приобретают
иной статус и становятся хулиганством,
поскольку дебош при свидетелях означает,
согласно правоприменительной практике,
очевидное неуважение к обществу (как будто
другие умышленные преступления не
свидетельствуют о том же).
Закон
императивно определяет хулиганство как
деяние умышленное. Значит, субъект,
совершающий хулиганство, сознает, что он
своим поведением грубо нарушает
общественный порядок и выражает явное
неуважение к обществу и желает все это
исполнить. Специально подчеркиваю
психическое отношение виновного к
признакам, которые являются неотъемлемыми
для данного деяния для того, чтобы
акцентировать внимание на очередном
парадоксе: уместно ли выяснять у хулигана,
желал ли он проявить явное неуважение к
обществу и грубо нарушить общественный
порядок? Полагаю, что такой вопрос способен
вызвать лишь саркастическую улыбку.
Совершая конкретные действия, которые в
правоприменительной практике
квалифицируются как хулиганство, виновный
чаще всего безразлично относится к факту
грубого нарушения общественного порядка и
вовсе не помышляет о явном неуважении к
обществу. Такое отношение к содеянному
подпадает под признаки косвенного умысла,
который применительно к хулиганству вообще
неприемлем, ибо данный состав
сконструирован как формальный.
Следовательно, в случае, когда будет
установлено, что субъект не желает, а лишь
сознательно допускает нарушение
общественного порядка в результате своих
действий (разве можно это исключить), то он
вообще не будет нести ответственности по
причине отсутствия субъективной стороны
состава преступления. Однако, несмотря на
столь очевидное противоречие между
фактическим субъективным отношением
виновного к содеянному и требованиями норм
права, правоприменитель презюмирует
наличие у хулигана прямого умысла, выдавая
желаемое за действительное. Таким образом
еще более подрывается авторитет права.
Настойчивые требования скрупулезно
анализировать мотивы и цели хулиганских
действий, содержащиеся практически во всех
постановлениях высших судебных инстанций,
посвященных вопросам квалификации
хулиганства, на практике вызывают
разночтения. В этой связи представляют
интерес два классических примера из
судебной практики, связанные с
определением соответствующего мотива.
1. Горбунов и Сафиулин в состоянии
алкогольного опьянения ехали с Мальцевым и
Тютрюмовым на автомашине "Москвич",
управляемой Паршаковым. Около деревни
Волечи на встречной полосе движения
выезжал на свою сторону движения
автомобиль ГАЗ-53, управляемый Пономаревым.
Стремясь избежать столкновения, Паршаков
съехал в кювет.
После этого Горбунов и
Сафиулин пришли в гараж совхоза, куда
приехал Пономарев, вскочили на подножку
машины и нанесли ему несколько ударов
кулаками по лицу. Затем они вытащили
Пономарева из машины и еще несколько раз
ударили, на замечания присутствовавшего
Нестеренко не реагировали.
Верховный
Суд РСФСР, полагая, что нижестоящий суд
неверно квалифицировал деяние как
хулиганство, вынес следующее решение: "Как
видно из дела, легкие телесные повреждения
без расстройства здоровья (кровоподтек на
губе) были причинены потерпевшему не из
хулиганских побуждений, а в связи с
нарушением им правил дорожного движения,
создавшим аварийную обстановку на дороге,
умысел осужденных не был направлен на
грубое нарушение общественного порядка
(Бюллетень Верховного Суда РСФСР. 1989. N 2. С.
6).
2. Верховный Суд РСФСР определил
следующее: "Как видно из показаний Якушкина,
он ранее потерпевшего Плешакова не знал.
Находясь в прогулочном дворике
исправительно - трудового учреждения, он
толкнул Плешакова рукой в грудь, а когда
потерпевший упал, он (Якушкин) оборвал
провод и закрутил его на шее Плешакова. По
словам Якушкина, он совершил убийство с
целью перевода для отбытия наказания в
другую исправительно - трудовую колонию,
что суд правильно признал хулиганскими
мотивами" (Бюллетень Верховного Суда РСФСР.
1990. N 2. С. 6).
Какие разумные доводы
доказывают, что преступление, совершенное
из-за нарушений правил дорожного движения,
лишено хулиганских побуждений, а
преступление, совершенное ради перевода в
другую колонию, имеет все признаки
хулиганского мотива?
Парадоксы
субъективной стороны хулиганства на этом
не кончаются. Пытаясь найти возможности
разграничения хулиганского мотива от иных
побуждений, правоприменитель приходит к
выводу, весьма показательному для
квалификации рассматриваемого
преступления: если мотивы неочевидны и
действия кажутся беспричинными, то деяние
можно считать совершенным из хулиганских
побуждений. На это обстоятельство
обращалось внимание в обзоре судебной
практики Верховного Суда РСФСР: "В
обоснование квалификации действий П. по п.
"б" ст. 102 УК РСФСР суд сослался на его
показания о том, что мотив убийства дочери -
месть жене за супружескую измену. Этот
мотив суд признал хулиганским, так как дочь
не могла отвечать за поступки матери и
действия П. по отношению к ней явились
беспричинными" (Бюллетень Верховного Суда
РСФСР. 1990. N 6. С. 14). Такой подход
правоприменителя позволяет все сомнения
толковать в пользу хулиганства, что
категорически неприемлемо для
квалификации преступлений.
Между тем
неведомая правоприменителю
"беспричинность" действий, которая дает ему
основание квалифицировать деяние как
хулиганство, элементарно объясняется с
позиций психофизиологии. Рыцарь должен был
привлечь к себе внимание, иначе его ждало
забвение и смерть. Современный человек
также обречен на поиски внимания к своей
персоне. Ради этого можно создать
"Божественную комедию" или сжечь храм. Для
многих легче и лучше совершить что-то
дурное и порицаемое, чем остаться
незамеченным. Согласно
психофизиологической аксиоме никакое
наказание не идет в сравнение с
неподтверждением своего "Я". Этот
психофизиологический феномен универсален.
Чтобы убедиться в этом, достаточно простого
мысленного эксперимента: представьте, что
вас окружающие перестали вдруг слышать,
видеть, вообще воспринимать. И никакие силы
не в состоянии что-либо изменить.
Довести такой эксперимент до конца
помешает страх, ибо добросовестный
экспериментатор признает, что самый
вероятный исход - сойти с ума или покончить
с собой (кстати, статистика самоубийств и их
причина подтверждают сказанное).
Хулиганство, таким образом, есть (в основе
своей) проявление игнорируемого обществом
"Я", которое выливается в совершенно
конкретные действия, за что субъект и
должен нести уголовную или иную
ответственность. В этой связи
целесообразно исключить из УК ст. 206 (213), а
при дальнейшей работе по совершенствованию
уголовного законодательства
воспользоваться опытом зарубежных стран, в
уголовных кодексах которых норм о
хулиганстве нет (например, УК ФРГ, Австрии,
Франции), а также кодификационными
традициями старого русского
законодательства.
До 1922 года нормы о
хулиганстве у нас отсутствовали, но были
предусмотрены действия, которые в
современном законодательном пространстве
получили бы квалификацию как хулиганство.
Например, в разделе втором Уложения о
наказаниях уголовных и исправительных 1845
года, называемом "О преступлениях против
веры и о нарушениях ограждающих оную
постановлений" было предусмотрено
отделение второе "О нарушении благочиния во
время священнослужения в церквах", в рамках
которого наказывались такие деяния, как
нарушение должного благоговения шумом и
другими неблаговидными поступками,
совершенное в пьяном виде, и т.п. В другом
разделе "О преступлениях и проступках
против порядка управления"
предусматривались нормы о неблаговидных
поступках в присутственных местах.
Например, в ст. 309 указывалось: "Кто в
присутственном месте, во время заседания и
в самой оного камере, осмелится
неприличными словами или каким-либо
действием оказать явное к сему месту
неуважение",- и далее следовали
санкции.
ССЫЛКИ НА ПРАВОВЫЕ АКТЫ
"УГОЛОВНЫЙ КОДЕКС РСФСР"
(утв. ВС
РСФСР 27.10.1960)
"УГОЛОВНЫЙ КОДЕКС РОССИЙСКОЙ
ФЕДЕРАЦИИ" от 13.06.1996 N 63-ФЗ
(принят ГД ФС
РФ 24.05.1996)
ПОСТАНОВЛЕНИЕ Пленума
Верховного Суда РФ от 24.12.1991 N 5
"О
СУДЕБНОЙ ПРАКТИКЕ ПО ДЕЛАМ О
ХУЛИГАНСТВЕ"
Российская юстиция, N 8,
1996
