Преступление, административное правонарушение и наказание в россии в свете европейской конвенции о правах человека
И НАКАЗАНИЕ В РОССИИ В СВЕТЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ
КОНВЕНЦИИ
О ПРАВАХ ЧЕЛОВЕКА
И.А.
КЛЕПИЦКИЙ
Клепицкий Иван Анатольевич,
доцент Московской государственной
юридической академии, кандидат юридических
наук. Автор благодарит Л.В. Головко за
помощь в работе над статьей.
Конвенция и
страсбургские прецеденты
в системе
российского права
В 1998 г. Россия
ратифицировала Европейскую конвенцию о
защите прав человека и основных свобод от 4
ноября 1950 г. со всеми дополнительными
Протоколами к ней <*> (за исключением
Протокола N 6, предусматривающего отмену
смертной казни). Каково значение этого
факта для уголовного права России? М.Л.
Энтин вполне обоснованно утверждает, что
"по своим правовым последствиям участие в
Конвенции и Протоколах к ней явится для
России самой настоящей правовой
революцией" <**>. Вместе с тем следует
отметить, что в России значение Европейской
конвенции во многом недооценивается,
исследованию установленных ею норм не
уделяется должного внимания. Это связано с
общей недооценкой международно - правовых
актов в системе источников уголовного
права. Нормы международного права в этой
сфере обычно воспринимаются в виде
оторванных от жизни деклараций. Иногда
такая их оценка оправданна, так как нормы
российского уголовного права достаточно
развиты и цивилизованны, что, как правило,
"автоматически" обеспечивает их
соответствие международным стандартам.
Однако Европейская конвенция о защите прав
человека и основных свобод имеет ряд
особенностей, которые требуют
внимательного к ней отношения:
--------------------------------
<*> Далее -
Европейская конвенция, Конвенция.
<**>
Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Европейская
конвенция о правах человека и Европейская
социальная хартия: право и практика. М., 1998.
С. 3.
1. Она разрабатывалась (и применялась)
без учета специфических особенностей
российского права.
2. Нормы Конвенции
очень конкретны и детализированы в
"страсбургских прецедентах" (в практике
контрольных органов).
3. Существует
реально работающий механизм международно -
правового контроля за соблюдением правил
Конвенции.
Каково место Конвенции и
Протоколов к ней в системе источников
российского уголовного права? Широко
распространено мнение, что Уголовный
кодекс является единственным источником
уголовного права России. Это подтверждает и
его ст. 1, которая, в частности, определяет,
что УК "основывается на Конституции
Российской Федерации и общепризнанных
принципах и нормах международного права".
Однако это высказывание нельзя
рассматривать в качестве суждения о сущем.
Логическая природа правовой нормы
выражается в деонтической модальности
любого суждения, претендующего на
нормативность (оно может быть только
суждением о должном). Вопрос о соответствии
Конституции и нормам международного права
тех или иных положений УК не может быть
предрешен законодателем - он относится к
ведению судебной власти. Поэтому ст. 1 УК
нельзя толковать буквально. Конституция и
нормы международного права, в том числе и
Европейская конвенция, являются
самостоятельными источниками уголовного
права наряду с УК. Это вытекает из
Конституции, которая имеет прямое действие
и ст. 15 которой устанавливает, что
международные договоры Российской
Федерации являются составной частью ее
правовой системы и, если международным
договором установлены иные правила, чем
предусмотрены законом, применяются правила
международного договора.
Сходным
образом этот вопрос решается и в некоторых
других странах - участницах Конвенции.
Французский правовед Ж. Прадель, например, в
труде по сравнительному уголовному праву
разделяет страны - участницы Европейской
конвенции на две группы в зависимости от
места Конвенции в системе источников
национального права. К первой относятся
страны, в которых Конвенция интегрирована
во внутреннее право (т.е. рассматривается в
качестве его источника), причем место
Конвенции в системе права различается в
разных странах: (1) Конвенция может иметь
большую юридическую силу, чем национальная
конституция (например, в Нидерландах); (2) ее
сила может признаваться равной силе
конституции (например, в Австрии); (3) сила
Конвенции меньше силы конституции, но
превышает силу обычных законов (в
большинстве стран, в том числе во Франции,
Бельгии, Испании, Португалии, Греции, Кипре);
(4) Конвенция приравнена к обычному закону
(например, в ФРГ, Турции, Италии). Ко второй
группе относятся государства, не
интегрировавшие Конвенцию во внутреннее
право (в Дании, Ирландии, Исландии, Норвегии,
Великобритании и Швеции Конвенция не
рассматривается в качестве источника
права, но ее авторитет влияет на толкование
правовых норм) <*>. Россию в силу ст. 15
Конституции можно отнести к третьей
подгруппе первой группы стран, где
Конвенция интегрирована во внутреннее
право и "стоит выше, чем закон", но "сама по
себе не может изменить Конституцию или
действовать в противоречии с ней" <**>.
Важно отметить, что в случае противоречия
Конвенции закону суд должен применить
нормы Конвенции, сославшись на нее, при этом
нет необходимости обращаться в
Конституционный Суд, поскольку вопрос о
соответствии закона или иного нормативно -
правового акта международному договору не
относится к компетенции Конституционного
Суда.
--------------------------------
<*> См.: Pradel
J. Droit penal compare. Paris, 1995. P. 59 - 61. Следует
отметить, что то или иное понимание места
Конвенции в системе национального права не
влияет на полномочия международных
контрольных органов. Государство,
нарушившее права человека, в любом случае
может быть подвергнуто мерам международно -
правового воздействия (денежные
компенсации потерпевшим, приостановление и
утрата членства в Совете Европы и др.).
<**> Баглай М.В. Конституционное право
Российской Федерации. М., 1997. С. 24.
Какова
юридическая природа прецедентного права
Совета Европы? Большинство российских
правоведов отрицают за судебной практикой
юридические свойства источника права,
аргументируя это континентальной правовой
традицией <*>. Исходя из этих
традиционных воззрений, прецеденты,
созданные Европейской комиссией по правам
человека и Европейским судом по правам
человека <**>, нельзя рассматривать в
качестве источника российского права.
Страсбургские прецеденты - это официальное
толкование Конвенции. Поскольку
"контрольные органы Конвенции считают себя
связанными своими предыдущими решениями"
<***>, данное толкование нельзя
рассматривать в узком качестве толкования
чисто казуального, так как контрольный
орган не просто разрешает конкретное дело,
но и создает правовую судебную доктрину.
Это сближает прецедентное право Совета
Европы с разъяснениями, утверждаемыми
постановлениями пленумов российских
Верховного Суда и Высшего Арбитражного
Суда.
--------------------------------
<*>
Впрочем, в научной литературе это положение
подвергнуто критике (см.: Наумов А.В.
Уголовное право. Общая часть. Курс лекций.
М., 1996. С. 107 - 111, см. также: Баглай М.В. Указ.
соч. С. 27; Бринчук М.М. Экологическое право.
М., 1998. С. 129; Ерофеев Б.В. Земельное право. М.,
1998. С. 70; Научно - практическая конференция
"Судебный конституционный контроль в
России: уроки, проблемы и перспективы" //
Государство и право. 1997. N 5. С. 6, 7).
<**>
Далее - Комиссия и Суд.
<***> Гомьен Д.,
Харрис Д., Зваак Л. Европейская конвенция о
правах человека и Европейская социальная
хартия: право и практика. М., 1998. С. 4.
Важная
особенность страсбургских прецедентов -
особое значение такого толкования,
связанное с ограничением возможности
всякого другого толкования Конвенции в
принципе. Например, "грамматическое"
толкование ее положений с использованием
правил русского или, к примеру, немецкого
языка бессмысленно, так как текст Конвенции
составлен на французском и английском
языках, которые и являются рабочими языками
Совета Европы. Толкование Конвенции
"автономно", свободно от понимания тех или
иных терминов в национальном языке и праве.
Это означает, что и принятые во Франции и
Великобритании юридические термины также
не предопределяют толкования Конвенции.
Конвенция толкуется исходя из внутреннего
ее смысла в универсальном его понимании в
демократических странах Европы.
Таким
образом, следует признать, что Европейская
конвенция является источником уголовного
права России, а прецеденты Европейской
комиссии по правам человека и Европейского
суда по правам человека являются
официальным толкованием Европейской
конвенции и, хотя и не могут
рассматриваться в качестве источников
российского права, но имеют важнейшее
юридическое значение. Игнорирование
российскими законодателями и
правоприменителями страсбургского
прецедентного права может привести к
применению в отношении России международно
- правовых санкций.
Преступление и
административное правонарушение
в
свете Конвенции
Страсбургское
прецедентное право обусловило
формирование в Европе новой доктрины
"уголовной сферы" (matiere penal), которая
привлекает пристальное внимание
правоведов, широко дискутируется, и которой
ведущие ученые посвящают свои исследования
<*>. Понятие уголовной сферы охватывает
уголовно - правовые, уголовно -
процессуальные и часть административных
правоотношений, в частности отношения,
связанные с применением административных
взысканий. Это новое понятие связано с
толкованием "уголовного обвинения" в ст. 6
Европейской конвенции, которая
предусматривает право на справедливое
публичное разбирательство дела в разумный
срок независимым и беспристрастным судом,
созданным на основании закона, и гласность
судебного разбирательства как по
гражданским делам, так и при рассмотрении
уголовного обвинения (accusation en matiere penale, criminal
charge). Кроме того, только по уголовным делам
гарантируются презумпция невиновности,
право обвиняемого на ознакомление с
обвинением, право на защиту, на участие в
вызове и допросе свидетелей и право на
бесплатную помощь переводчика.
--------------------------------
<*> См., например:
Delmas - Marty M. Code penal d"hier, droit penal d"aujourd"hui, matiere penal de
demain // Recueil Dalloz. 1986. Chron. 27. В российском
правоведении эта проблема осталась
практически незамеченной, за исключением
упоминания в монографии Л.В. Головко
(Дознание и предварительное следствие в
уголовном процессе Франции. М., 1995. С. 37, 38).
Значение этой теории нельзя и
преувеличивать. Ж. Прадель, например, вполне
обоснованно отмечает, что, хотя на
дисциплинарные и административные
взыскания и распространяются принципы
уголовного права, они не относятся к
уголовному праву в строгом смысле (См.: Pradel J.
Op. cit. P. 2, 162).
Первоначально Комиссия
рассматривала "уголовное обвинение" в
смысле обвинения в преступлении,
предусмотренном обычным (ordinary) уголовным
кодексом, однако постепенно толкование
менялось. По делу Ноймайстера в 1968 г. Суд
установил, что "уголовное обвинение"
следует понимать не в смысле национального
законодательства, а исходя из понимания его
в Конвенции <1>. В решении по делу Адольфа
он обратил внимание на необходимость
"автономного" понимания "уголовного
обвинения" в контексте Конвенции, а не на
основе внутреннего права <2>. В
основополагающем решении по делу Энгеля и
др. (1976 г.) по вопросу о разграничении
дисциплинарной процедуры (не охватываемой
ст. 6 Конвенции) и уголовного обвинения Суд
пришел к выводу, что "характер процедуры по
внутреннему праву не может иметь решающего
значения по вопросу применимости ч. 1 ст. 6
Конвенции, так как в противном случае
национальные власти могли бы уклониться от
налагаемых этой статьей обязательств путем
введения дисциплинарных процедур в
отношении преступлений, которые по своей
природе и характеру санкций являются или
могут стать частью уголовного права" <3>.
По этому делу были названы три критерия,
позволяющих отграничить "уголовную сферу"
от взысканий, к уголовной сфере не
относящихся: (1) классификация
правонарушения в национальном праве, (2)
природа преступления и (3) природа и
строгость наказания <4>. Изначально было
отмечено, что первый критерий не является
основополагающим - он учитывается только в
случае, если деяние не является
преступлением по своей природе, но
рассматривается в качестве уголовного
преступления в национальном праве. Под
"природой преступления" понимается сфера
применения нарушаемой нормы. Если норма
имеет универсальный, общеобязательный
характер - это преступление, если норма
относится только к определенной,
ограниченной дисциплинарной властью
группе, то речь идет о дисциплинарном
проступке (если и характер санкций
дисциплинарный, а не уголовный).
--------------------------------
<1> См.: Neumeister judgment of
27 June 1968. Series A no. 8. P. 41.
<2> См.: Adolf judgment of
26 March 1982. Series A no. 49. P. 14.
<3> См.: Engel and others
judgment of 8 June 1976. Series A no. 22. P. 34. См. подробнее:
Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Указ. соч. C. 232; van
Dijk P. Access to Court // The European System for the Protection of Human
Rights. Dordrecht, 1993. P. 363; van Dijk P., van Hoof G.S.H. Theory and
Practice of the European Convention on Human Rights. Deventer, Boston, 1990. P.
310;
<4> См. подробнее: Delmas - Marty M. Les grands
systemes de politique criminelle. Paris, 1992. P. 32 - 44; van Dijk P. Op. cit.
P. 363 - 370.
Впоследствии эта доктрина была
развита распространением "уголовной сферы"
на административные правонарушения. Эти
правонарушения (в том числе и со
специальным субъектом) и другие
малозначительные преступления по своей
природе относятся к нарушению норм
универсального характера, т.е. к "уголовной
сфере". Так, по делу Адольфа Суд пришел к
выводу, что "ненаказуемые или ненаказанные
уголовные преступления существуют, и ст. 6
Конвенции не делает различия между ними и
другими уголовными преступлениями" <*>. В
деле Оцтюрка к "уголовной сфере" были
отнесены германские административные
проступки (Ordnungswidrigkeit). Оцтюрку не было
обеспечено в ФРГ право на бесплатное
предоставление переводчика по делу о
дорожно - транспортном правонарушении.
Представитель ФРГ возражал против
отнесения административных правонарушений
к "уголовной сфере", но Суд заключил, что
"известный уровень серьезности" уголовного
преступления не имеет существенного
значения. Более того, "было бы вопреки целям
и задачам ст. 6, которая гарантирует право
любого обвиняемого в уголовном
преступлении на справедливое судебное
разбирательство, если бы государствам было
позволено изымать из действия этой статьи
целую категорию преступлений только на том
основании, что они малозначительны" <**>.
Применительно к административным
правонарушениям были выдвинуты те же
критерии "уголовной сферы", что и к
дисциплинарным по делу Энгеля (природа
преступления и санкции). Впоследствии по
делу Лутца было определено, что для
понимания в качестве "уголовной сферы"
достаточно наличия одного из критериев,
