Перемена лиц в обязательстве: нормы гражданского кодекса и практика

НОРМЫ ГРАЖДАНСКОГО КОДЕКСА И ПРАКТИКА
О.М. СВИРИДЕНКО
Свириденко Олег Михайлович - судья Арбитражного суда г. Москвы, кандидат юридических наук.
При рассмотрении арбитражных дел, связанных с материально - правовой оценкой договоров уступки права требования (цессии), возникает немало спорных вопросов, разрешение которых необходимо для единообразного применения арбитражными судами положений § 1 гл. 24 ГК РФ. Хочу предложить несколько практических примеров, заслуживающих определенного внимания с точки зрения как правоприменительной практики, так и теории.
Предметом сделок, связанных с уступкой требования, являются любые имущественные и иные права кредитора, принадлежащие ему на основании обязательства, за исключением регрессных прав требования, а также тех прав, которые неразрывно связаны с личностью кредитора. Чтобы более полно определить предмет договоров цессии, необходимо пойти от обратного, а именно - от запретов, определенных в п. 1 ст. 382, 383, 388 ГК РФ. Исходя из общего понимания норм, закрепленных в гл. 24 ГК РФ, можно констатировать, что объектом передачи прав требования по договору цессии являются гражданские права кредитора, которые возникли на законных основаниях и не противоречат их существу и содержанию. Закон с абсолютной точностью устанавливает наличие данных прав только у кредитора.
В отношении правового статуса самого кредитора никаких правовых ограничений нет. Кроме того, нет каких-либо разрешительных процедур, относящихся как к кредитору, так и к лицу, которому передается право. Речь идет о наличии соответствующих лицензий на принятие и реализацию передаваемого права. Вместе с тем, справедливости ради, необходимо отметить, что обязательства, по которым права и обязанности возникают у кредитора с учетом специальной правосубъектности и в силу соответствующих разрешительных действий определенных органов, оформляющих лицензии, могут приобретаться новым кредитором с соблюдением всех законных процедур, которые прошел прежний кредитор относительно своей правосубъектности. Однако это не свидетельствует о том, что в случае отсутствия у нового кредитора признаков специальной правосубъектности данный договор уступки прав должен признаваться недействительным в силу его ничтожности.
С юридической точки зрения уступка кредитором своего требования другому лицу создает непосредственные правоотношения между кредитором, имеющим право требования, и кредитором, приобретающим данное право. Все договоры цессии включают в себя обязанность кредитора, уступающего право требования, передать действительное право требования, свободное от встречных обязательств, и документы, его подтверждающие, а также сведения, имеющие значение для практической реализации этого требования.
Представляется, что, косвенно определяя предмет передаваемых прав кредитора, законодатель не без определенных целей не упоминает в гл. 24 ГК РФ об обязанностях нового кредитора и об объеме перешедших к нему требований не только в части реализации переданных прав в обязательстве, но и в отношении всего обязательства в целом. В этой связи очень сомнительны практические выводы и суждения, касающиеся автоматического вступления нового кредитора в основное обязательство - со всеми вытекающими правами и обязанностями относительно данного обязательства в целом.
Если же обратиться к диспозиции ст. 384 ГК РФ, регламентирующей объем передаваемых прав кредитора, переходящих к другому лицу, то нетрудно заметить, а следовательно, сделать вывод о возможности приобретения новым кредитором того объема прав, который существовал к моменту их перехода к нему, и на тех же условиях. Таким образом, в данном случае речь идет о приобретении кредитором прав, обеспечивающих исполнение обязательств и прав, связанных с требованиями по реализации переданной уступки.
Следует отметить, что кредитор не ограничен в передаче части права требования, в результате чего невостребованная часть может быть оставлена за прежним кредитором либо передана другому лицу. При этом все условия, относящиеся к передаваемому праву, согласовываются кредиторами при оформлении уступки прав.
Следовательно, императивно констатировать факт вступления нового кредитора в основное обязательство с момента оформления договора цессии и, соответственно, выбытие старого кредитора из того же обязательства нелогично, поскольку при частичной передаче прав в обязательстве вместо одного кредитора могут одновременно выступать несколько кредиторов, "якобы" заменивших прежнего кредитора в основном обязательстве. По крайней мере, для таких выводов необходимо зафиксировать невозможность передачи прав кредитора в части принадлежащих ему требований.
Однако такая позиция противоречит общему смыслу, заложенному законодателем в нормах, регулирующих отношения, вытекающие из договоров цессии, и в том числе ст. 384 ГК РФ, не запрещающей частичную передачу права требования кредитора другому лицу.
Как представляется, вопрос вступления нового кредитора в обязательство и выбытия прежнего кредитора из него заслуживает особого внимания с точки зрения не только арбитражной практики, но и теории права. Не менее актуален и вопрос о возможности передачи прав, которые возникают в будущем.
В качестве примера можно привести дело А40-27844/98-82-376 Арбитражного суда г. Москвы. Его фабула состояла в следующем. Между сторонами по делу был заключен договор уступки права требования N 23/1218 от 30 января 1997 года, в соответствии с которым ОАО "Рязанская ГРЭС" передало ЗАО "Седако Со ЛТД" принадлежащее ему на основании договора N 23/1170 право требования на получение с ОАО "Волгоградэнерго" оплаты поставленной электроэнергии. При этом ОАО "Рязанская ГРЭС" обязалась в течение 30 дней с даты окончания месяца, в котором осуществлялась поставка электроэнергии, передать ЗАО "Седако Со ЛТД" документы, подтверждающие факт задолженности ОАО "Волгоградэнерго" по оплате, которые будут являться основанием для предъявления требований к последнему. То есть были переданы требования, вытекающие из обязательств, исполнение которых возникает по мере использования энергии. При этом документы, подтверждающие задолженность, фиксируют в бесспорном порядке ее наличие по истечении каждого нового месяца.
Истец, обосновывая недействительность данного договора уступки прав требования, сослался на то, что данный договор противоречит § 1 гл. 24 ГК РФ, а именно не является безвозмездным, и истец, таким образом, не выбывает из обязательств по основному обязательству, оформленному договором N 23/1170. Более того, имелись ссылки на то, что передаваемые по спорному договору права возникают в будущем, а не на момент передачи.
Однако арбитражный суд признал доводы истца необоснованными. Он использовал ст. 382 ГК РФ, в соответствии с которой по договору уступки прав требования может быть передано право, принадлежащее кредитору на основании обязательства. При этом суд исходил из наличия у истца права требования оплаты подлежащей поставки электроэнергии с момента заключения договора N 23/1170. В этой связи учитывалась диспозиция ст. 539 ГК РФ, в соответствии с которой по договору энергоснабжения энергоснабжающая организация обязуется подавать абоненту (потребителю) через присоединенную сеть энергию, а абонент обязуется оплачивать принятую энергию.
При таких обстоятельствах суд пришел к выводу о наличии у ОАО "Рязанская ГРЭС" прав требования, основанных на обязательстве, вытекающем из договора N 23/1170, и дал оценку обязательств, связанных с передачей прав требования, возникающих по мере потребления электроэнергии. Кроме этого, в ходе заседания судом было установлено, что договор уступки права требования был заключен во исполнение соглашения N 23/1216 от 30 января 1997 года, условиями которого фиксировалась задолженность ЗАО "СИЭЛ" за поставку угля по договору N 23/1170. С учетом этого доводы истца, относящиеся к оценке возмездности договора цессии, были отклонены ввиду их несостоятельности.
Ссылки истца на отсутствие у ответчика членства в системе организаций энергоснабжения, по мнению суда, не являлись основанием для признания договора уступки требования недействительным.
Данный пример является показательным в оценке обстоятельств, связанных с определением возмездности договора цессии, а также с возможностью передачи прав требования, возникающих в будущем, а также с отсутствием каких-либо ограничений при передаче прав другому лицу, кроме тех, которые прямо закреплены в действующем ГК РФ.
Представляется, что арбитражная практика по применению договоров цессии, формирующаяся на данном этапе, находится все еще в стадии накопления примеров, анализ которых позволит в будущем сделать практические выводы.
В последнее время в правоприменительной арбитражной практике очень часто возникают вопросы правовой оценки обязательств, связанных с личностью кредитора при уступке прав требования другому лицу. Согласно п. 2 ст. 388 ГК РФ уступка требования не допускается без согласия должника по обязательству, в котором личность кредитора имеет существенное значение для должника.
Следует подчеркнуть, что конкретного правового критерия, определяющего существенность личности кредитора для должника, нет. Поэтому суд исходит из возможностей ст. 431 ГК РФ, позволяющей путем толкования условий основного обязательства определить степень значения личности кредитора для должника. Необходимо отметить, что указанные возможности и критерии относительны, в результате чего при рассмотрении конкретных дел возникают определенные трудности.
В качестве примера предлагается дело А40-34955/97-64-537, рассмотренное в Арбитражном суде г. Москвы по иску ООО "Юридическая фирма "Сезар" к ООО "Прогресс" о взыскании 82104400 рублей.
Как следует из материалов дела, между ООО "Самара - Сбыт" и ООО "Прогресс" был заключен договор на поставку нефтепродуктов, во исполнение которого ответчику было поставлено дизельное топливо. Основанием для предъявления требований со стороны ООО "Юридическая фирма "Сезар" явился договор N 11 уступки права требования, оформленный между истцом и ООО "Самара - Сбыт" 2 октября 1997 года.
Арбитражный суд, признавая данную уступку требования ничтожной сделкой, сослался на п. 2 ст. 388 ГК РФ. В соответствии с ним уступка права требования не допускается без согласия должника по обязательству, в котором личность кредитора имеет большое значение. При этом существенным критерием для суда явился п. 7.4 договора от 6 августа 1996 года, предусматривающий претензионный порядок урегулирования споров. Данным договором срок истечения его действия определялся моментом окончательных расчетов сторон. При таких обстоятельствах суд, констатировав несоразмерность взаимных претензий новых кредитора и должника при наличии неурегулированных претензий первоначальных кредитора и должника, пришел к выводу о ничтожности договора уступки требования N 11. Истец против принятого решения суда первой инстанции возражал, считая, что судом не была учтена ст. 384 ГК РФ о переходе прав первоначального кредитора к новому в том объеме и на тех условиях, которые существовали к моменту перехода данного права. В частности, права, обеспечивающие исполнение обязательства, а также другие, связанные с требованием, в том числе на неуплаченные проценты и на урегулирование спорных правоотношений в претензионном порядке.
Суд апелляционной инстанции постановлением от 17 марта 1998 года оставил решение суда первой инстанции без изменения, а жалобу без удовлетворения. При этом, подтверждая вывод суда первой инстанции о ничтожности договора уступки права требования N 11, апелляционная инстанция сослалась на п. 2 ст. 388 ГК РФ.
Оценивая значение обстоятельств, связанных с личностью кредитора, суд апелляционной инстанции опирался на п. 6.1 договора поставки, определяющего претензионный порядок рассмотрения всех споров, возникающих в процессе его выполнения. Кроме того, суд апелляционной инстанции сослался на п. 7.4 договора поставки, согласно которому срок окончания договора поставки определен моментом окончания расчетов между сторонами. Следовательно, поскольку на момент принятия решения и постановления доказательств урегулирования споров в претензионном порядке не имелось и участниками правоотношений не были произведены окончательные выплаты, все свои выводы арбитражные суды первой и апелляционной инстанций связывали с п. 2 ст. 388 ГК РФ и с применением последствий, предусмотренных ст. 168 ГК РФ.
Не согласившись с данными выводами суда, ООО "Юридическая фирма "Сезар" обратилась с жалобой в федеральный Арбитражный суд Московского округа. В своей жалобе заявитель дополнительно сослался на ст. 386 ГК РФ, в соответствии с которой должник вправе был выдвигать против требования нового кредитора возражения, которые он имел против первоначального кредитора.
Постановлением кассационной инстанции от 20 мая 1998 года решение от 14 января 1998 года и постановление от 17 марта 1998 года были отменены. При этом судебная коллегия пришла к выводу о том, что при вынесении указанных судебных актов судами были неверно истолкованы нормы ст. 388 ГК РФ. В этой связи, учитывая смысл ст. 382, 384, 386 ГК РФ, суд кассационной инстанции констатировал факт перехода к новому кредитору прав по договору N ЗСП-5 от 6 августа 1996 года на поставку нефтепродуктов в полном объеме, в результате чего у должника имелась возможность заявить новому кредитору об урегулировании спора в претензионном порядке. Признавая выводы обеих судебных инстанций относительно существенного значения личности кредитора для должника необоснованными, кассационная коллегия исходила из условий обязательства по поставке нефтепродуктов, с учетом которых личность кредитора существенного значения для должника не имеет. В этой связи кассационная инстанция, с учетом п. 2 ст. 388 ГК РФ, не согласилась с позицией суда, признавшего договор уступки требования от 2 октября 1997 года N 11 ничтожной сделкой, указав, что условия данного договора влекут за собой правовые последствия для подписавших его лиц.
Приведенный пример является ярким свидетельством того, что, не имея конкретного перечня условий, позволяющих произвести оценку существенности значения личности кредитора для должника, а также не располагая соответствующими правовыми критериями, с помощью которых можно было бы индивидуализировать личность кредитора по отношению к должнику и определить его значение при оформлении прав кредитора другому лицу, суды всех инстанций испытывают правовой дискомфорт и определенные трудности в принятии судебных решений. Представляется, что без наличия обзора судебной практики по данной категории споров в настоящий момент при условии действующего п. 2 ст. 388 ГК РФ объективно определить существенность значения личности кредитора для должника практически невозможно.
В заключение хотелось бы предложить один из арбитражных примеров, наглядно свидетельствующий об установившейся практике рассмотрения дел, связанных с уступкой прав требования в отношении

Комментарии к законам »