Оперативные данные и диффамация
Репортаж с места задержания, особенно если
положенные в его основу события
разворачивались перед служителем пера, -
один из наиболее интригующих жанров
журналистики. Часто при освещении подобных
событий характерным приемом являлось
использование ссылок на "мнения
оперативников" и "оперативные данные",
позиционировавшиеся как источник
осведомленности о совершении
задерживаемым лицом правонарушений или
безнравственных поступков. В текстах
статей фигурировали следующие выражения:
"по оперативным данным", "по мнению
оперативников", "оперативникам стало
известно" и т.п. Далее излагалась
определенная информация, нередко носящая
исключительно диффамационные свойства. Как
правило, такие сведения попадали на
страницы прессы одновременно с
воссозданием картины задержания.
Европейский суд по правам человека (далее -
Европейский суд) многократно указывал, что
деятельность журналистов немыслима без
"преувеличений и даже провокаций" <*>, а
свобода слова "применима не только к
"информации" или "идеям", которые встречают
благоприятный прием или рассматриваются
как безобидные либо безразличные, но также
и к таким, которые оскорбляют, шокируют или
внушают беспокойство" <**>. Однако нельзя
не заметить, что во многих публикациях
основным побудительным мотивом
употребления ранее приведенных
шаблонизированных ссылок являлось
стремление придать сведениям, носящим
исключительно диффамационный характер,
дополнительную достоверность. Мы
рассмотрим вопрос о допустимости
использования ссылок на оперативные данные
и мнения оперативников как обстоятельства,
укрепляющие достоверность сведений.
--------------------------------
<*> Решение по делу
Далбан, п. 49.
<**> См.: решение по делу
Хэндисайда от 7 декабря 1976 г. Серия А, т. 24, с.
23, п. 49; решение по делу Лингенса от 8 июля 1986
г. Серия А, т. 103, с. 26, п. 41.
В соответствии с
п. 1 ст. 152 Гражданского кодекса Российской
Федерации (далее - ГК) гражданин вправе
требовать по суду опровержения порочащих
его честь, достоинство или деловую
репутацию сведений, если распространивший
такие сведения не докажет, что они
соответствуют действительности. До
недавнего времени в юридических кругах
имела место дискуссия <*> относительно
того, подпадают ли мнение, оценочное
суждение под категорию "сведения",
закрепленную п. 1 ст. 152 ГК.
--------------------------------
<*> О различных
мнениях по данному вопросу см.: Потапенко
С.В. Личное мнение как привилегия от иска о
диффамации в СМИ // Журнал российского
права. 2002. N 5.
Постановление Пленума
Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 г. N 3 "О
судебной практике по делам о защите чести и
достоинства граждан, а также деловой
репутации граждан и юридических лиц" (далее
- ППВС N 3) разрешило некоторые актуальные
вопросы. Пункт 9 ППВС N 3 указывает: "Следует
различать имеющие место утверждения о
фактах, соответствие действительности
которых можно проверить, и оценочные
суждения, мнения, убеждения, которые не
являются предметом судебной защиты в
порядке статьи, поскольку, являясь
выражением субъективного мнения и взглядов
ответчика, не могут быть проверены на
предмет соответствия их
действительности".
Однако настоящее
разъяснение тем не менее не восполняет
полностью существующие пробелы. Статья 47
Закона РФ от 27 декабря 1991 г. N 2124-1 "О
средствах массовой информации" (далее -
Закон о СМИ) и п. 9 ППВС N 3 оперируют понятием
личного, субъективного мнения и взгляда
журналиста. В связи с этим вопрос о наличии
диффамации возникает в ситуации
распространения СМИ порочащего мнения,
автором которого выступает не журналист, а
какое-либо третье лицо. Дополнительную
неопределенность подобная ситуация
приобретает в случае, когда не
представляется возможным установить, было
ли в действительности воспроизведено
мнение третьего лица или имело место
использование мнения вымышленного
респондента.
Привилегия от иска о
защите чести и достоинства,
предусмотренная ст. 47 Закона о СМИ и п. 9 ППВС
N 3, действует дискретно. Наличие
субъективного мнения или убеждения
журналиста так или иначе выражено
позитивно, другими словами, существование
данного мнения может подтвердить по
меньшей мере сам журналист. Однако когда
распространенные мнения не содержат
соответствующей ссылки на конкретного
автора и журналист не в состоянии
подтвердить подлинность мнения, факт его
существования должен быть поставлен под
сомнение. Другими словами, в суде ответчик
не должен доказывать истинность оценочных
суждений, однако обязан подтвердить их
реальность. В конечном итоге для ответчика
распространение мнений респондентов имеет
те же последствия, что и опубликование
собственных убеждений, с той лишь разницей,
что журналисту необходимо удостоверить их
действительность. В этой связи Европейский
суд в деле Педерсен и Баадсгаард пояснил,
что "защита прав журналистов... предполагает
их обязанность действовать добросовестно и
на основе точных фактов, а также
обеспечивать обоснованность и
достоверность сведений..." и "чем более
критичным является высказывание, тем более
серьезное фактическое обоснование оно
должно подразумевать" (п. 73).
Иной подход
означает фактическое предоставление
журналистам дискреционного права
придавать утверждениям о фактах,
обладающим диффамационными свойствами,
форму мнения неизвестного лица. При таком
подходе лица, пострадавшие в результате
распространения не соответствующих
действительности, порочащих их честь и
достоинство сведений, лишаются возможности
защищаться от диффамации.
Большую
целостность настоящее рассуждение
приобретает с учетом разъяснений,
содержащихся в ППВС N 3. Пленум, характеризуя
природу диффамационных споров, указал:
"Предусмотренное статьями 23 и 46 Конституции
Российской Федерации право каждого на
защиту своей чести и доброго имени, а также
установленное статьей 152 Гражданского
кодекса Российской Федерации право каждого
на судебную защиту чести, достоинства и
деловой репутации от распространенных не
соответствующих действительности
порочащих сведений является необходимым
ограничением свободы слова и массовой
информации для случаев злоупотребления
этими правами".
Таким образом, природа
рассматриваемых споров заключается в
противоречии конституционного права
каждого на защиту своей чести и доброго
имени, с одной стороны, и свободы слова и
массовой информации - с другой. Осуществляя
свои права, СМИ умышленно или неосторожно
допускают нарушение определенных границ,
установленных для защиты прав частных лиц.
Определяя сущность диффамационных споров,
Пленум акцентировал внимание на их
деликтном характере, влекущем в случае
злоупотребления необходимые в
демократическом обществе ограничения прав
и свобод СМИ.
Злоупотребление следует
интерпретировать, учитывая положения
статьи 10 ГК РФ, предусматривающей, что "не
допускаются действия граждан и юридических
лиц, осуществляемые исключительно с
намерением причинить вред другому лицу, а
также злоупотребление правом в иных
формах". "Злоупотребление правом есть
особый тип гражданского правонарушения,
совершаемого управомоченным лицом при
осуществлении им принадлежащего ему права,
связанный с использованием недозволенных
конкретных форм в рамках дозволенного ему
законом общего типа поведения" <*>.
--------------------------------
<*> Цит. по:
Емельянов В.И. Разумность,
добросовестность, незлоупотребление
гражданскими правами. М.: Лекс-Книга, 2002
(глава 2.2).
. В анализируемых обстоятельствах не
может идти речи о каком-либо "отношении
говорящего к содержанию высказанной мысли",
поскольку юридически нет говорящего,
следовательно, нет оснований полагать
наличие некого "психологического состояния
сомнения, убежденности или веры".">Статья
51 Закона о СМИ предусматривает, что "не
допускается использование установленных
законом прав журналиста в целях сокрытия
или фальсификации общественно значимых
сведений, распространения слухов под видом
достоверных сообщений,.. запрещается
использовать право журналиста на
распространение информации с целью
опорочить гражданина или отдельные
категории граждан исключительно по
признакам пола, возраста, расовой или
национальной принадлежности, языка,
отношения к религии, профессии, места
жительства и работы, а также в связи с их
политическими убеждениями".. В связи с
признанием диффамации разновидностью
злоупотребления правом необходимо
отметить, что порочащие сведения, исходящие
от несуществующего лица, представляют
собой форму завуалированного утверждения о
факте и в этом отношении являются
злоупотреблением правом. Если порочащее
мнение позиционируется как суждение
неизвестных респондентов, оно теряет
необходимые признаки мнения, которое
"представляет собой умственный акт, носящий
оценочный характер, выражающий отношение
говорящего к содержанию высказанной мысли
и сопряженный обычно с психологическими
состояниями сомнения, убежденности или
веры" <*>. В анализируемых
обстоятельствах не может идти речи о
каком-либо "отношении говорящего к
содержанию высказанной мысли", поскольку
юридически нет говорящего, следовательно,
нет оснований полагать наличие некого
"психологического состояния сомнения,
убежденности или веры".
