О возмещении вреда, причиненного в результате террористической акции
волю подопечного; осуществление этой
компенсации ненадлежащим образом влечет
причинение вреда и ответственность.
Обобщая, можно даже сказать, что лицо
отвечает за свою вину в том смысле, что
выполняло свои обязанности ненадлежащим
образом <*>.
--------------------------------
<*> Флейшиц Е.А. Обязательства из
причинения вреда // Советское право в период
Великой Отечественной войны. Ч. 1. М., 1948. С.
132.
Г.Ф. Шершеневич, перечислив известные
случаи ответственности за других (за
поднадзорных, за исполняющего поручение, за
правонарушение в соучастии, за
наследодателя), приходит к выводу, что
возложение ответственности на иное лицо "не
нарушает основного принципа, в силу
которого каждый отвечает только за свои
действия. Во всех приведенных случаях лицо
только по-видимому отвечает за чужие
действия, а на самом деле отвечает за свои
действия" <*>.
--------------------------------
<*> Шершеневич Г.Ф. Учебник русского
гражданского права. М., 1995. С. 399.
Тенденция
обоснования ответственности за
непосредственного причинителя виной
должника была достаточно широко
представлена и в дальнейшем, причем как в
доктрине, так и в законодательстве,
поскольку законодатель считал нужным
определить основание ответственности.
Например, ГК Квебека, указывая случаи
ответственности за действия или по вине
иного лица, добавляет к известным
(деликтная ответственность родителя,
воспитателя, опекуна, принципала за своих
служащих) также такую норму:
"государственный служащий или служащий
юридического лица публичного права не
считается переставшим осуществлять свои
функции в силу одного лишь факта, что им
совершается незаконное действие, на
которое он не уполномочен, либо действие в
превышение его полномочий, или того факта,
что он действует в качестве должностного
лица, поддерживающего общественный
порядок" (ст. 1464) <*>. Тем самым, насколько
можно судить, выражена идея, что
правонарушение должностного лица не должно
рассматриваться как совершенное без
контроля со стороны органа власти. Тогда и
получает обоснование ответственность
органа власти в виде недосмотра.
--------------------------------
<*> Гражданский
кодекс Квебека / Под ред. О.М. Козырь, А.А.
Маковской. М., 1999. С. 231.
И все же
постепенное расширение сферы строгой
ответственности заставляет все чаще
отказываться от взгляда, что вина -
непременное условие деликтной
ответственности. В качестве перехода здесь
выступает презумпция виновности должника,
которую он не может опровергнуть просто
из-за чрезвычайной технической и
организационной сложности осуществляемого
им процесса, ставшего причиной вреда.
За
прошедшее время мы можем отметить
расширение видов ответственности за чужие
действия. В частности, правило строгой
(невиновной) ответственности производителя
и расширение ответственности за вред,
причиненный источником повышенной
опасности <*>, характерное для новейшего
права, дополняется ответственностью
производителя и за противоправные действия
иных лиц.
--------------------------------
<*> См.
применительно к законодательству США: Кох
Х., Магнус У., Винклер фон Моренфельдс П.
Международное частное право и
сравнительное правоведение / Пер. с нем.
Юмашева Ю.М. М., 2001. С. 364 - 365.
Тем не менее
основной принцип, который можно в самом
общем виде обозначить как принцип контроля
должника над причинителем вреда, все же, так
или иначе, прослеживается.
Само по себе
обоснование строгой ответственности чаще
всего мотивируется тем, что требуется
принимать тем более тщательные меры
ответственности, чем сильнее грозящая
опасность <*>.
--------------------------------
<*> "Хотя о целях деликтного права в наши
дни идут жаркие дискуссии, все согласны с
тем, что оно направлено на предотвращение и
создание стимулов для предотвращения
несчастных случаев посредством угрозы
наложения ответственности на тех, кто
нарушает принцип соблюдения мер
предосторожности, принять которые обязан
каждый разумный человек". См.: Цвайгерт К.,
Кетц Х. Введение в сравнительное
правоведение в сфере частного права. В 2-х т.
Пер. с нем. Т. 2. М., 1998. С. 477.
Иными словами,
строгая ответственность предполагает
определенную форму контроля должника за
действиями причинителя, причем возможная
материальная ответственность должника
выступает как стимул к повышению его
осмотрительности. Предполагается, что
должник должен соизмерить издержки на меры
безопасности с возможными потерями в
рамках возмещения вреда. Это все же
механизм частноправовой, определяемый
свободой лица, с одной стороны, и принятыми
ею на себя рисками - с другой. Нетрудно,
впрочем, заметить, что строгая
ответственность начинает выходить за
пределы, подчиненные воздействию
частноправовых средств, и возможности
гражданского права оказываются
неприменимыми. Поэтому переход к строгой
ответственности не может не влечь за собой
обращения к механизмам не только частного,
добровольного, но и социального
страхования <*>. В свою очередь,
страхование предполагает поиск источника
средств. Если в рамках гражданской
ответственности имущество причинителя,
возникающее как результат его
осмотрительной, то есть разумно
рискованной, деятельности, само по себе
выступает базой ответственности <**>,
увязывая тем самым вину, риск и
ответственность, то социальное страхование
выносит источник своих средств за пределы
имущества должника, поскольку уже никакой
риск и никакие меры предосторожности не
гарантируют освобождения от
ответственности. В той мере, в какой
ответственность становится объективной,
принудительной, не зависящей от ответчика,
ее цена принудительно включается в цену
товара, то есть распределяется на всех, как
это вообще присуще механизмам страхования.
Поскольку речь идет об ответственности
предпринимателя, становится возможным
говорить, что "в стоимости товара должна
быть частичка крови трудящегося" (Ллойд
Джордж).
--------------------------------
<*> Один
из наиболее типичных примеров перехода от
деликтной ответственности к системе
страхования - опыт Новой Зеландии. В
соответствии с принятым в этой стране в 1974
году Законом созданы два фонда. Потерпевшим
в результате дорожно-транспортных
происшествий компенсация выплачивается из
средств фонда, функционирующего за счет
налогов на владельцев автомобилей. Рабочим,
потерпевшим от несчастных случаев на
производстве или вне его, вред возмещается
из фонда, созданного за счет отчислений от
доходов работодателей. В других странах
подобная система обсуждается, но не
создана. Подчеркивается, что в любом случае
нематериальный ущерб вовсе не возмещается
или возмещается частично. См.: Цвайгерт К.,
Кетц Х. Указ. соч. С. 476 - 477.
<**> При
обсуждении проекта ГГУ его авторы,
отказавшись от расширения ответственности
предпринимателей за третьих лиц
(субститутивной), тем не менее отметили
здравую идею "обязательной ответственности
тех, кто извлекает доходы из предприятия, за
ущерб, который по этой причине возникает
для третьих лиц". См.: Цвайгерт К., Кетц Х.
Указ. соч. С. 407.
Понятно, что такое
перераспределение средств за счет
повышения цены не может быть бесконечным,
поэтому переход к строгой ответственности,
вообще говоря, неизбежно сопряжен с
количественным уменьшением возмещаемого
вреда.
История права свидетельствует,
что переход к строгой (невиновной)
ответственности, во всяком случае в
качестве первого шага, наряду с расширением
оснований ответственности снижает ее
размеры в части возмещения материального
вреда и влечет отказ от возмещения вреда
морального, сохраняя зависимость
компенсации нематериального вреда от вины
должника.
Одним из аргументов,
приводимых при обсуждении вопроса о
конкретных сроках замены деликтной
ответственности возмещением вреда через
страховые фонды, оказывается как раз тот,
что нет достаточных средств для такой
замены. Если все же переход к возмещению
через страховые фонды происходит, это
сопровождается определенными потерями
взыскиваемых сумм. Впрочем, некоторая,
иногда существенная, экономия достигается
за счет сокращения судебных расходов, среди
которых значительную часть составляют
расходы на адвокатов, поскольку выплаты из
фондов не предполагают спора: производство
ведется в неисковом порядке.
Нельзя не
признать, что принцип ответственности за
свою вину в определенной мере поколеблен.
Но смещение, трансформация ответственности
за вину в сторону невиновной, строгой
ответственности, в том числе
ответственности за третьих лиц без вины,
происходит, пользуясь выражением известных
компаративистов, "каким-то неуловимым
образом" <*>. Происходит это на известном
с ХIХ века поле - например, в сфере
ответственности за несчастный случай на
производстве, вреда, причиненного
источником повышенной опасности, вреда,
причиненного производителем потребителю, и
т.п.
--------------------------------
<*> Цвайгерт
К., Кетц Х. Указ. соч. С. 430.
А вот случай,
который представлен ст. 17 ФЗ "О борьбе с
терроризмом", конечно, никак нельзя
рассматривать в качестве перехода от
известных Гражданскому кодексу РФ
механизмов к неизвестным, осуществленного
неуловимым образом. Более того, учитывая,
что между принятием части второй ГК РФ и ФЗ
"О борьбе с терроризмом" прошло едва больше
года, никаких разумных оснований для
подобной диффузии просто не могло быть.
Налицо решительный и демонстративно
порывающий с Кодексом скачок.
Причем
этот скачок, что как раз и вызывает
необходимость его критики с позиций
системы права, совершен лишь в части
оснований ответственности, тогда как в
части размера этот Закон предполагает без
всяких оговорок исходить из принципов ГК РФ
о полном возмещении материального и
нематериального вреда. Такое произвольное
обращение с системой права, конечно, в
высшей степени сомнительно.
Хотя
наличие в современном праве тенденции
строгой, невиновной ответственности, как
уже говорилось, не приходится отрицать, это
не означает, что право допускает
произвольное возложение ответственности
на любое лицо по усмотрению
законодателя.
Видимо, необходим
подробный анализ обсуждаемой нормы. Статья
17 ФЗ "О борьбе с терроризмом" гласит:
"Возмещение вреда, причиненного в
результате террористической акции,
производится за счет средств бюджета
субъекта Российской Федерации, на
территории которого совершена эта
террористическая акция, с последующим
взысканием сумм этого возмещения с
причинителя вреда в порядке, установленном
гражданско-процессуальным
законодательством".
Нельзя не обратить
внимания на предельно краткое и при этом
крайне туманное содержание этой нормы.
Налицо целый ряд неясностей и
противоречий.
Прежде всего, непонятно,
кто вправе претендовать на возмещение
вреда, полученного в ходе террористической
акции. Закон не указывает никаких изъятий.
Следовательно, придется допустить, что не
только заложники, но и спасатели и даже
террористы вправе требовать возмещения
вреда, причиненного в результате
террористической акции.
Непонятно
также, должен ли суд учитывать, при каких
обстоятельствах причинен вред, действовал
ли причинитель виновно или невиновно,
законно или незаконно.
Непонятна и
ссылка на гражданское процессуальное
законодательство. Это законодательство,
описывающее процедуру рассмотрения
гражданского спора, вообще не регулирует
возмещение вреда.
Наконец, возможны
различные суждения о том, к кому именно
субъект Федерации вправе предъявить
регрессные требования, то есть кто именно
может предстать как причинитель вреда в
рамках ст. 17 ФЗ "О борьбе с терроризмом".
Средствами самого Закона с этими, слишком
многочисленными, противоречиями никак не
справиться. Видимо, придется все же
обратиться к гражданскому закону, о котором
- еще одна странность - в ст. 17 Закона ничего
не говорится, пока речь не заходит о вреде,
причиненном организациям.
Обращение к
Гражданскому кодексу несколько проясняет
механизм защиты потерпевших: требования
преступников, которым п. 1 ст. 17 ФЗ "О борьбе с
терроризмом" не обозначает препятствий,
натолкнутся на норму ст. 1066 ГК РФ: вред,
причиненный в состоянии необходимой
обороны, если не были превышены ее пределы,
не возмещается вовсе.
Действия
спасателей, как это и должно быть,
оцениваются с позиций нормы о причинении
вреда в состоянии крайней необходимости
(ст. 1067 ГК РФ). Такая оценка должна
предполагать учет всех конкретных
обстоятельств, что никак не вытекает из
лапидарной нормы п. 1 ст. 17 ФЗ "О борьбе с
терроризмом". Наконец, в силу ст. 1069 ГК казна
РФ, субъекта Федерации, муниципального
образования отвечает за вред, причиненный
незаконными действиями (бездействием)
органов государства либо их должностных
лиц. Эта норма ГК РФ принята в точном
соответствии со ст. 53 Конституции РФ, и
смысл ее совершенно ясен: государство
должно отвечать за собственные незаконные
действия. Вред, причиненный и гражданам, и
организациям, возмещается на одних и тех же
основаниях.
Итак, Гражданский кодекс
дает достаточно точные и сбалансированные
средства возмещения вреда, причиненного
при самых разных обстоятельствах, в том
числе в результате террористической акции.
Потерпевший может потребовать возмещения
вреда от причинителя в полном объеме, но суд
должен учитывать, не причинен ли вред в
состоянии необходимой обороны или крайней
необходимости. Отвечает за причиненный
вред и государство, если налицо незаконное
действие (бездействие) его органов или
должностных лиц.
Простое сравнение
разработанного и гибкого механизма,
предусмотренного ГК РФ, и предельно
кратких, но весьма странных положений п. 1
ст. 17 Закона "О борьбе с терроризмом"
свидетельствует о том, что данные нормы не
могли рано или поздно не прийти в
столкновение. Сегодня именно эта коллизия и
составляет юридический фон проблемы.
Понятно, что отход законодателя от
механизмов, заложенных в Кодексе, при
создании нормы ст. 17 ФЗ "О борьбе с
терроризмом" был продиктован какими-то
соображениями. Хотя сами по себе они теперь
уже и не могут повлиять на применение
Закона, попытка выяснить эти мотивы
оправдана тем, что налицо несомненные
технические трудности в применении
указанной нормы; не вызывают сомнений и
противоречия ее с системой права в целом.
Источник нормы ст. 17 ФЗ "О борьбе с
терроризмом", очевидно, не коренится в
Конституции. Нельзя найти этот источник и в
имеющихся законах, вводящих, скажем так,
страховой (публично-правовой) механизм
компенсации (о них - чуть позже). Это и не
Гражданский кодекс, тем более что
сторонники ст. 17 ФЗ "О борьбе с терроризмом"
не устают повторять, что эта норма
действует в изъятие из Кодекса. Это и не
мировая практика, тяготеющая, как мы
пытались показать, к страховым формам
возмещения через специальный фонд.
Какие же идеи, какие представления привели
к созданию нормы п. 1 ст. 17 ФЗ "О борьбе с
терроризмом"?
Рискнем предположить, что
источник коренится в нашем патерналистском
сознании, склонном все чаяния связывать с
начальством
