Ф. гойя о преступлении и наказании
А. АЛЕКСЕЕВ
Алексеев А.,
профессор.
Давний автор журнала
профессор А. Алексеев продолжает работу над
темой "Право и искусство". В свое время на
страницах журнала были опубликованы его
очерки о выдающихся деятелях отечественной
культуры - юристах по образованию, которые
впоследствии вошли в книги "Искание правды"
(1980) и "Музы и право" (2003). Сейчас автор
завершает работу над книгой об отражении
юридической действительности в
изобразительном искусстве. Предлагаем ее
фрагменты.
Великий испанский художник
Франсиско Гойя (1746 - 1828) был неистов как в
жизни, так и в творчестве. Он многим
напоминает Л. Бетховена. И не только тем, что
смог подняться в изобразительном искусстве
до вершин, достигнутых автором грандиозной
9-й симфонии в музыке. Схожи их личные
судьбы. Как и Бетховен, Гойя в начале 90-х
годов XVIII в., когда он уже стал известным
художником, был признан официально
придворным живописцем, перенес тяжелую
болезнь, в результате которой ослеп и оглох.
Зрение вскоре вернулось, но глухота
осталась. Ограниченный в общении в внешним
миром, Гойя так постиг художественными
средствами действительность, что его
творения вошли в сокровищницу мирового
искусства. В его живописных работах,
графических листах нашли отражение самые
различные стороны жизни Испании,
продолжавшей в конце XVIII в. жить по мрачным
законам средневековья, с которым во всей
остальной Европе было покончено. В мятежной
Франции свергли с престола и казнили
короля, провозгласили наступление царства
разума, свободы и равенства, приняли
Декларацию прав человека и гражданина, а в
Испании, стянутой обручами вековых
традиций, продолжала свирепствовать
инквизиция.
Учрежденная в конце XV в. для
борьбы с преступлениями против религии
святейшая инквизиция из идеологического
надсмотрщика превратилась по сути во
всесильный государственно-правовой
институт, железной рукой подавляющий любые
проявления ереси. А к ереси относились не
только слова и дела, непосредственно
противоречащие католическому вероучению,
но и многое другое, например, чтение
иностранных книг. Для выявления ереси во
всех ее проявлениях использовались тайная
слежка и тотальное доносительство, широко
применялись пытки. По справедливому
замечанию Лиона Фейхтвангера, автора
романа "Гойя", "на обязанности инквизиции
лежала проверка всего, что писалось,
печаталось, произносилось, пелось и
плясалось". Преследовались не только сами
еретики, но и их потомки не в одном
поколении.
Франсиско Гойя не раз
присутствовал на "аутодафе" - судилищах
инквизиции, каждое из которых, по
представлениям того времени, являло "акт
веры, свидетельство веры, манифест веры".
Посещать эти помпезные зрелища, где
объявлялись и приводились в исполнение
приговоры, считалось тогда делом весьма
богоугодным. И художник, несомненно,
использовал личные впечатления, создавая в
конце 90-х годов XVIII в. полотно "Трибунал
инквизиции".
Действие происходит в
помещении, вмещающем множество людей. На
переднем плане, на специальном помосте -
главный виновник "торжества" - еретик. На нем
позорное одеяние - санбенито и еще один
атрибут унижения - высокая остроконечная,
по сути клоунская, шапка. Руки подсудимого
связаны, он духовно сломлен и уже
безучастен к своей судьбе. Перед ним,
воплощая полное равнодушие, - страж порядка,
охранник.
Инквизиция обычно творила суд
и расправу не над одиночными еретиками, а,
выражаясь по-современному, поточным
методом. Известен, например, случай, когда
на одном заседании трибунала были
отправлены на костер сразу 107 человек - за
то, что они слушали проповедь раскольника,
ранее признанного еретиком. И на картине
Гойи не один подсудимый. В углу справа ждут
своей участи еще три еретика в тех же
позорящих одеяниях. У них тоже связаны руки.
Один (на переднем плане) уже совсем сник, два
остальных еще держатся.
На заднем плане
секретарь что-то зачитывает судьям,
восседающим за отдельным столом. Возможно,
это уже приговор. А зал полон публики, судя
по одеждам, весьма почтенной, состоящей из
светских и духовных сановников. По сути,
зрелище разыгрывается для них, оно
удовлетворяет их самые низменные
инстинкты. Мы не знаем, в чем обвиняются
несчастные и каков будет вердикт. Возможно,
весь "криминал" состоял в том, что кто-то из
них высказал крамольную мысль, будто
колокольный звон не защищает от грозы. А
может быть, общался с предтечей антихриста,
опаснейшим вольнодумцем Вольтером. В
последнем случае приговором скорее всего
будет смерть на костре. При смягчающих
обстоятельствах может быть назначено
наказание в виде заключения в монастырь лет
на 10 для покаяния. Дополнительными мерами
наказания станут конфискация имущества,
лишение почетных званий и многочисленные
запреты: нельзя пребывать в Мадриде и
других местах, где расположены королевские
резиденции; воспрещается быть врачом,
аптекарем, учителем, адвокатом, сборщиком
налогов, ездить на лошади, носить
драгоценности, а также одежду из шелка и
тонкой шерсти... После отбытия основного
наказания санбенито осужденного будет
выставлено в церкви с подробным описанием
всех его грехов. Дополнительные наказания
будут распространены на его потомков до
пятого колена.
Вершиной творчества Ф.
Гойи считается "Капричос" - серия из 80
эстампов (офортов), снабженных авторским
текстом. Цикл был завершен художником на
рубеже веков - в 1798 г. Искусствоведы
отмечают философски-энциклопедический
характер этого произведения. В нем в яркой
художественной форме осмыслены многие
стороны современного художнику бытия,
существовавшие в то время нравы и обычаи,
истины и предрассудки, верования и
безверия. Многое дано в виде аллегорий и
иносказаний. До сих пор смысл некоторых
сюжетов "Капричоса" расшифрован не до конца.
Нашла отражение в цикле эстампов и
интересующая нас тема. На листе N 11
изображена шайка разбойников, скорее всего
готовящихся показать все, на что они
способны. Авторская надпись к офорту
гласит: "За дело, ребята! Их лица и одежда
сами за себя говорят". В целом это довольно
банальная криминальная сцена.
А вот
соседний офорт (N 12) повествует о
преступлении весьма экзотическом. Он
называется "Охота за зубами".
Глубокой
ночью на городской стене юная особа
"обрабатывает" труп повешенного -
выдергивает у него зубы. О том, что это не
самоубийца, свидетельствует не только
место действия, но и тот факт, что у
повешенного связаны руки, он бос и,
по-видимому, одет в специальную для казни
одежду.
Что же подтолкнуло девушку на
дикое преступление? Ответ на этот вопрос в
пояснительной надписи: "Зубы повешенного -
чудодейственное средство для всякого
колдовства. Без них ничего толкового не
сделаешь. Жаль, что простонародье верит
этим бессмыслицам". Лицо девушки объято
страхом, ужас ей внушают и покойник, и то,
что она сама делает. Но предрассудок,
суеверие оказываются сильнее всего. Может
быть, и грешно так думать, но инквизиция
применительно к таким нравам и деяниям не
кажется лишней, чрезмерно строгой и
жестокой. Хотя неизвестно, за что оказался в
петле повешенный. Может быть, за отказ
потреблять в пищу свинину или зажигание
свечей в канун субботы.
Не обошел
вниманием Гойя в "Капричосе" и тему
современного ему правосудия. Это офорт N 23,
лаконично названный "Из той пыли...". Слова
взяты из пословицы, которая полностью
звучит так: "Из той пыли получилась эта
грязь". В надписи над офортом обыгрывается
смысл слова "polvos", которое означает также
порошки, включая знахарские снадобья. То
есть судят знахарку и сводницу, которая, как
сказано в авторской надписи, "за гроши всем
оказывала услуги". Секретарь зачитывает
приговор. Публика состоит из людей в
священнических и монашеских одеждах. Как
отмечает один из исследователей творчества
художника, это "мрачные физиономии,
иссушенные аскетизмом и отмеченные всеми
пороками. Рожи, готовые превратиться в
звериные морды" (таким приемом
трансформации homo sapiens в животных Гойя
пользовался неоднократно). Руки подсудимой
связаны, она склонила голову и вся -
смирение и покорность. Как и положено, на
еретичке - позорные одежды. И характерно,
что на коросе - неизменном для такого рода
случаев остроконечном колпаке - изображены
языки пламени, обращенные вниз. Это
многозначительная юридическая деталь -
такое направление языков пламени означает,
что судьи в этот раз оказались "гуманными" и
"милосердными": подсудимая не будет сожжена
живьем, вначале ее удушат специальным
приспособлением (гарротой), а затем уже
мертвое тело предадут огню.
Следующий
офорт (N 24) - тоже о преступлении и наказании.
Осужденную на осле везут на казнь. Помимо
предстоящей основной кары она подвергается
verguenze - наказанию стыдом, суть которого в
том, что обнаженную до пояса пленницу, шея
которой защемлена специальным
приспособлением, провозят напоказ по
городу в сопровождении агрессивной,
наслаждающейся жестоким зрелищем толпы.
В этой работе особый интерес представляют
две зловещие фигуры альгвасивов -
блюстителей морали и закона (слева от
осужденной). Художник придал им такие
выражения лица, которые на глазах зрителя
как бы превращают их в зверей: находящийся
рядом с осужденной напоминает
самодовольного кота, а его меньший ростом
коллега - хищного лисенка или хорька. Не без
иронии и сарказма художник замечает: "Эту
святую сеньору жестоко преследуют. Огласив
историю ее жизни, ей устраивают триумф. Ей
воздается по заслугам..." А суть дела
выражена краткой ремаркой, которую
художник использовал для названия офорта:
"Тут ничего нельзя было поделать".
На
нескольких офортах серии изображены узники
тюрем. Вот лист N 34. За эпически спокойным
названием - "Их одолевает сон" - драма людей,
лишенных свободы и погруженных во мрак,
охватывающий всю верхнюю часть офорта. Тела
трех из них по сути уже превратились в тюки,
они безжизненны. И только одна из
осужденных о чем-то горестно размышляет,
видимо, о своей тяжкой доле. Авторское
пояснение к изображению гласит: "Не надо
будить их. Быть может, сон - единственное
утешение несчастных".
Даже этот краткий
обзор некоторых страниц творчества
великого художника дает впечатляющую
картину целой эпохи в истории уголовной
юстиции, повествуя о том, какими были во
времена инквизиции преступления и
преступники и как они наказывались. Картина
эта беспощадно реалистическая и довольно
мрачная. Она до сих пор волнует людей магией
высокого искусства.
Законность, 2005, N 10