Сущность и содержание функции уголовного преследования в уголовном процессе россии
В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ РОССИИ
Н.Н. КОВТУН,
А.П. КУЗНЕЦОВ
Ковтун Н.Н., доктор
юридических наук, доцент, заведующий
кафедрой уголовного процесса и
криминалистики Нижегородской правовой
академии.
Кузнецов А.П., доктор
юридических наук, профессор, заведующий
кафедрой уголовного права, криминологии и
криминалистики Нижегородской правовой
академии.
Исследуя сущность и содержание
деятельности, реализуемой прокурором в
уголовном судопроизводстве России, прежде
всего необходимо определиться с понятием
функции, которую он призван
осуществлять.
Казалось бы, что за
проблема: в фактически общепризнанной
классификации основных
уголовно-процессуальных функций,
традиционно подразделяемых в российском
уголовном процессе на функции обвинения,
защиты и разрешения дела по существу,
прокурору не менее традиционно отводилась
функция обвинения, причем реализуемая им
как на досудебном этапе производства по
делу, так и в суде <*>.
--------------------------------
<*> См., напр.:
Уголовно-процессуальное право Российской
Федерации: Учебник / Отв. ред. П.А. Лупинская.
2003. С. 76 - 79.
В нормах УПК РФ прокурор также
отнесен законодателем к участникам
уголовного судопроизводства на стороне
обвинения (гл. 6 УПК). В соответствии с п. 55 ст.
5 УПК РФ основное (целевое) назначение
стороны обвинения - осуществление
уголовного преследования в целях
изобличения подозреваемого, обвиняемого в
совершении преступления. Соответственно в
подавляющем числе публикаций,
характеризующих полномочия прокурора в
российском уголовном процессе, его функция
именуется либо как "обвинение", либо как
"уголовное преследование". Причем в
контексте тех или иных доктринальных
подходов и выводов названные категории
нередко используются в едином
синонимическом ряду, фактически как
однопорядковые <*>.
--------------------------------
<*> См., напр.:
Михайловская И.Б. Новый УПК РФ: изменение
процессуальной формы // Проблемы
обеспечения прав участников процесса по
новому Уголовно-процессуальному кодексу
Российской Федерации / Под ред. С.А. Шейфера.
Самара: Изд-во "Самарский университет", 2003. С.
11 - 31.
Определенным "оправданием" такого
подхода служат и нормы нового УПК РФ. К
примеру, п. 45 ст. 5 УПК РФ определяет стороны
как участников уголовного
судопроизводства, выполняющих на основе
состязательности функцию обвинения
(уголовного преследования) или защиты от
обвинения.
По буквальному смыслу
названной нормы указанные категории для
законодателя, по сути, идентичны, т.е. вполне
взаимозаменяемы. Позволим себе усомниться
в правомерности подобного тождества.
В
соответствии с п. 22 ст. 5 УПК РФ обвинение -
это утверждение о совершении определенным
лицом деяния, запрещенного уголовным
законом, выдвинутое в порядке,
установленном названным Кодексом.
Подчеркнем: суть этого утверждения в том,
что оно выдвигается в отношении
определенного (т.е. уже установленного
следственными органами) лица.
Уголовное
преследование, в соответствии с п. 55 ст. 5 УПК
РФ, - процессуальная деятельность,
осуществляемая стороной обвинения в целях
изобличения подозреваемого, обвиняемого. В
этом контексте главное то, что изобличение
как процессуальная деятельность
осуществляется в отношении подозреваемого
и обвиняемого.
Отметим и то, что с
позиций семантической характеристики
термины "утверждение об обвинении" и
"процессуальная деятельность" также далеко
не синонимы. Поэтому отстаивать тезис о том,
что прокурор или следователь реализуют
"функцию утверждения" и соответственно
выступают "на стороне утверждения", и
терминологически, и юридически неверно.
Учитывая, что функция по самой своей сути,
по определению, связана с категорией
деятельности (с направлением деятельности),
и методологически, и юридически точным
будет утверждение о том, что функцию
прокурора (следователя, дознавателя,
потерпевшего и т.п.) в современном уголовном
процессе составляет именно "уголовное
преследование", неотъемлемым и
существенным элементом которого выступает
и "обвинение", выдвигаемое на определенном
этапе и в установленной
уголовно-процессуальным законом форме в
отношении конкретно определенного лица
<*>.
--------------------------------
<*>
Процессуальной формой реализации данного
утверждения может выступать постановление
о возбуждении уголовного дела в отношении
конкретного лица, протокол задержания,
постановление о привлечении в качестве
обвиняемого или жалоба частного
обвинителя, адресуемая мировому судье, и
т.п.
В соответствии с этим главу 6 УПК РФ,
на наш взгляд, следует именовать "Участники
уголовного судопроизводства на стороне
уголовного преследования".
Дискуссионным в теории
уголовно-процессуальной науки является
также вопрос о начале реализации функции
уголовного преследования, а также
действительном ее содержании. Проблемными,
в частности, оказались вопросы о включении
в содержание функции уголовного
преследования мер оперативно-розыскного
характера, призванных изобличать
подозреваемого в совершении деяния,
запрещенного уголовным законом, и
соответственно о начале реализации функции
уголовного преследования именно с момента
начала применения указанных мер <*>.
--------------------------------
<*> Например, А.С.
Александров прямо указывает на то, что меры
оперативно-розыскного характера
непосредственно входят в содержание
функции уголовного преследования. См.:
Уголовный процесс России: Учебник / Колл.
авторов под науч. ред. В.Т. Томина. М.:
Юрайт-Издат, 2003. С. 34 - 46.
Полагаем, нормы п.
55 ст. 5 УПК РФ достаточно однозначны в этой
части и не дают оснований для подобной
постановки вопроса. Характеризуя уголовное
преследование как исключительно
процессуальную деятельность, они a priori
снимают вопрос о возможности включения
названных (оперативно-розыскных) мер в
содержание функции уголовного
преследования.
Не совсем удачно решен
законодателем вопрос и о начале реализации
указанной функции. С одной стороны,
поскольку собственно процессуальная
деятельность начинается с момента
получения сообщения о преступлении (п. 9 ст. 5
и п. 56 ст. 5 УПК РФ) <*>, то и начало
реализации функции уголовного
преследования необходимо связывать именно
с этим моментом. С другой стороны,
буквальное указание законодателя на то, что
уголовное преследование осуществляется в
целях изобличения обвиняемого или
подозреваемого, вынужденно приводит к
выводу о том, что объективно названная
функция появляется только с появлением в
уголовном процессе процессуальной фигуры
подозреваемого (ст. 46 УПК) или обвиняемого
(ст. 47 УПК).
--------------------------------
<*> Мы
солидаризируемся с теми учеными, которые
однозначно указывают на то, что
деятельность в стадии возбуждения
уголовного дела носит процессуальный
характер, а ее результаты должны быть
восприняты в качестве процессуальных
доказательств. См.: Павлов Н.Е. Производство
по заявлениям, сообщениям о преступлениях.
Волгоград, 1979. 54 с.
Таким образом, по
буквальному толкованию данного тезиса,
функции уголовного преследования как бы
нет и не может быть ни в стадии возбуждения
уголовного дела, ни в стадии
предварительного расследования вплоть до
появления названных субъектов
уголовно-процессуальной деятельности
<*>.
--------------------------------
<*> Именно
к данному выводу приходит, в частности, В.П.
Божьев, И.Б. Михайловская и ряд других
ученых. См.: Божьев В.П. Состязательность на
предварительном следствии // Законность. 2003.
N 1. С. 4 - 5; Михайловская И.Б. Указ. раб. С. 22 -
23.
Но и функции обвинения (по буквальному
смыслу закона) нет до того момента, пока
утверждение об обвинении не выдвинуто в
отношении конкретно определенного лица.
Соответственно вся процессуальная
деятельность следователя, дознавателя,
прокурора до появления названных субъектов
является как бы беспредметной,
"нефункциональной".
Выход, полагаем,
может быть найден в контексте не
буквального "уголовно-процессуального"
толкования названных терминов, а в
контексте их "проконституционного"
толкования, данного Конституционным Судом
РФ, в том числе и в контексте определения
содержания названных категорий в нормах
международно-правовых актов <*>.
--------------------------------
<*> Как известно,
решения Конституционного Суда РФ содержат
более 200 ссылок на международные документы
различного уровня. Фактически каждое
третье постановление мотивированно, в том
числе с помощью отсылок к
международно-правовым актам и решениям
Европейского суда по правам человека. См.,
напр.: Рекомендации о применении
общепризнанных принципов и норм
международного права и международных
договоров // Российская юстиция. 2003. N 3. С. 6 -
8.
Именно из подобного
"проконституционного" толкования, в
частности, исходит Конституционный Суд РФ в
известном Постановлении от 27 июня 2000 года
<*>, в правовых позициях которого со
ссылкой на международно-правовые акты о
правах человека впервые появился такой
субъект уголовно-процессуальной
деятельности, как лицо, "подозреваемое в
совершении преступления", которому, вне
зависимости от наличия формального
процессуального статуса, предусмотренного
ч. 1 ст. 46 УПК, должны быть предоставлены те
же права на защиту, на защитника и т.п., что и
лицу, обладающему официальным
процессуальным статусом подозреваемого
<**>. При этом формой реализации подобного
подозрения, по мнению Суда, могут являться
принудительный привод, реализуемый в
отношении данного лица, его задержание или
допрос по изобличающим его
обстоятельствам, обыск в жилище данного
лица или наложение ареста на его имущество
и т.п. <***>.
--------------------------------
<*>
См.: Постановление Конституционного Суда РФ
N 11-П от 27 июня 2000 г. "По делу о проверке
конституционности положений ч. 1 ст. 47 и ч. 2
ст. 51 УПК РСФСР в связи с жалобой гражданина
В.И. Маслова" // СЗ РФ. 2000. N 27. Ст. 2882.
<**>
Мы солидаризируемся с теми учеными, которые
однозначно указывают на то, что
деятельность в стадии возбуждения
уголовного дела носит процессуальный
характер, а ее результаты должны быть
восприняты в качестве процессуальных
доказательств. См.: Павлов Н.Е. Производство
по заявлениям, сообщениям о преступлениях.
Волгоград, 1979. 54 с.
<***> Эта же, по сути,
правовая позиция была подтверждена
Конституционным Судом РФ и в Определении от
27 декабря 2002 года N 300-О "По делу о проверке
конституционности отдельных положений
статей 116, 211, 218, 219 и 220 УПК РСФСР в связи с
запросом Президиума Верховного Суда РФ по
жалобам ряда граждан" // Вестник
Конституционного Суда РФ. 2003. N 1. С. 38 -
42.
Представляется, именно в этом
контексте, несколько отличном от контекста
норм ч. 1 ст. 46 УПК, законодатель использует
термин "изобличение подозреваемого" в
нормах п. 55 ст. 5 УПК РФ. И соответственно
именно в этом контексте следует трактовать
направление деятельности публичных
процессуальных органов, отнесенных к
стороне уголовного преследования и
стремящихся к установлению конкретно
определенного лица, в отношении которого
можно будет сформулировать утверждение о
совершении им инкриминируемого
преступления.
Правомерность подобной
трактовки, на наш взгляд, подтверждается и
обращением к толкованию п. 2 ст. 9
Международного пакта о гражданских и
политических правах, суть которого
заключается в том, что "каждому
арестованному сообщаются при аресте
причины его ареста и в срочном порядке
сообщается любое предъявленное ему
обвинение" <*>.
--------------------------------
<*> Аналогичные, по сути, положения
содержатся в п. 2 ст. 5 Европейской конвенции
о защите прав человека и основных
свобод.
Подчеркнем: любое, а не
окончательно и официально
сформулированное по итогам расследования.
В этом контексте любое обвинение,
понимаемое как утверждение, может быть
сформулировано, как уже отмечалось, и в
постановлении о возбуждении уголовного
дела, и в протоколе задержания, и в
ходатайстве следственных органов о
применении к подозреваемому в виде меры
пресечения заключения под стражу. В том же
контексте, полагаем, должны быть восприняты
и нормы ч. 2 ст. 21 УПК, обязывающие прокурора
в каждом случае обнаружения признаков
преступления принимать предусмотренные
уголовно-процессуальным законом меры по
установлению события преступления,
изобличению лица или лиц, виновных в
совершении преступления. Относящиеся к
стадии возбуждения уголовного дела, они
дополнительно указывают на то, что
реализация функции уголовного
преследования не может быть поставлена в
зависимость от формального появления в
уголовном процессе процессуальной фигуры
обвиняемого или подозреваемого.
Наконец, предельно логичными в этом
контексте выглядят положения ч. 7 ст. 246 УПК,
регулирующие участие прокурора в судебном
разбирательстве. Позиция законодателя в
этом вопросе, как представляется,
расставляет акценты в споре о функции
прокурора (и в целом изобличающей стороны) в
состязательном уголовном процессе.
Итак, если в ходе судебного разбирательства
государственный обвинитель придет к
убеждению, что представленные
доказательства не подтверждают
предъявленное подсудимому обвинение, то он
отказывается от обвинения и излагает суду
мотивы отказа (ч. 7 ст. 246 УПК). Подчеркнем:
отказывается от утверждения о совершении
определенным лицом деяния, запрещенного
уголовным законом (п. 22 ст. 5 УПК), а не от
уголовного преследования, ибо отказаться
от уже реализованной процессуальной
деятельности (п. 55 ст. 5 УПК), увы, невозможно.
Соответственно подобный отказ влечет за
собой прекращение судом уголовного дела
или уголовного преследования как
изобличающей деятельности, не нашедшей
своего подтверждения.
Таковы, на наш
взгляд, основные моменты, определяющие
сущность и содержание функции уголовного
преследования в уголовном процессе
России.
ССЫЛКИ НА ПРАВОВЫЕ АКТЫ
"УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНЫЙ КОДЕКС
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ" от 18.12.2001 N 174-ФЗ
(принят ГД ФС РФ 22.11.2001)
ОПРЕДЕЛЕНИЕ
Конституционного Суда РФ от 27.12.2002 N 300-О
"ПО ДЕЛУ О ПРОВЕРКЕ КОНСТИТУЦИОННОСТИ
ОТДЕЛЬНЫХ ПОЛОЖЕНИЙ СТАТЕЙ 116, 211, 218, 219 И 220
УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО КОДЕКСА РСФСР В
СВЯЗИ С ЗАПРОСОМ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО
СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ И ЖАЛОБАМИ РЯДА
ГРАЖДАН"
ПОСТАНОВЛЕНИЕ Конституционного
Суда РФ от 27.06.2000 N 11-П
"ПО ДЕЛУ О ПРОВЕРКЕ
КОНСТИТУЦИОННОСТИ ПОЛОЖЕНИЙ ЧАСТИ ПЕРВОЙ
СТАТЬИ 47 И ЧАСТИ ВТОРОЙ СТАТЬИ 51 УГОЛОВНО -
ПРОЦЕССУАЛЬНОГО КОДЕКСА РСФСР В СВЯЗИ С
ЖАЛОБОЙ ГРАЖДАНИНА В.И.
МАСЛОВА"
МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПАКТ от 16.12.1966
"О ГРАЖДАНСКИХ И ПОЛИТИЧЕСКИХ
ПРАВАХ"
"КОНВЕНЦИЯ О ЗАЩИТЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА
И ОСНОВНЫХ СВОБОД"
(Заключена в г. Риме
04.11.1950)
(вместе с "ПРОТОКОЛОМ [N 1]"
(Подписан в г. Париже 20.03.1952),
"ПРОТОКОЛОМ
N 4 ОБ ОБЕСПЕЧЕНИИ НЕКОТОРЫХ ПРАВ И СВОБОД
ПОМИМО ТЕХ, КОТОРЫЕ УЖЕ ВКЛЮЧЕНЫ В
КОНВЕНЦИЮ И ПЕРВЫЙ ПРОТОКОЛ К НЕЙ"
(Подписан в г. Страсбурге 16.09.1963),
"ПРОТОКОЛОМ N 7" (Подписан в г. Страсбурге
22.11.1984))
Российский судья, N 6, 2004
