Специальные познания
Л. РЯБЧЕНКО
Лариса Рябченко, директор
юридической фирмы "БИЭЛ".
Экспертиза по
праву считается одним из самых сложных
процессуальных институтов. И дело здесь не
только в том, что от правильного выбора вида
экспертизы и грамотной постановки вопросов
во многом зависит правильность ее
результатов. Во многих случаях ситуация
осложняется еще и тем, что отграничить
вопросы факта от вопросов права крайне
затруднительно.
В соответствии со ст. 82
АПК РФ для разъяснения возникающих при
рассмотрении дела вопросов, требующих
специальных знаний, арбитражный суд
назначает экспертизу по ходатайству лица,
участвующего в деле, или с согласия лиц,
участвующих в деле.
Определения
"специальных знаний" в АПК РФ, в других
нормативных актах нет, в связи с чем этот
вопрос определяет суд.
При этом суд
должен решить, является вопрос, по которому
стороны ходатайствуют об экспертизе,
вопросом, разрешаемым при принятии решения
в соответствии со ст. 168 АПК РФ, или нет.
Такими вопросами могут быть только вопросы,
касающиеся фактических обстоятельств дела,
а не вопросы, разъясняющие понимание или
толкование этих обстоятельств, доктрину,
практику и т.д.
В нашей практике
приходилось неоднократно сталкиваться с
различными аспектами использования
экспертизы как доказательства.
Например, в иске о признании
недействительным договора, заключенного,
как полагал истец, в нарушение абз. 12 п. 9.3 ст.
9 Типового устава акционерного общества,
созданного в процессе приватизации,
утвержденного Указом Президента РФ от 01.07.92
N 721 "Об организационных мерах по
преобразованию государственных
предприятий, добровольных объединений
государственных предприятий в акционерные
общества", возник вопрос: является ли
договор поставки сделкой с активами? В
соответствии с вышеупомянутой нормой
утверждению Советом директоров в порядке,
установленном общим собранием акционеров,
подлежат сделки с активами общества, размер
которых превышает 20% квартального оборота в
предшествующем квартале.
Истец
утверждал, что оспариваемый договор
поставки, рассчитанный на 10 лет, является
сделкой с активами, вычислял размер сделки
несколькими способами, так как цена в
договоре определялась на дату отгрузки по
формуле и не могла быть определена на дату
заключения договора. Также 4 различными
способами рассчитывался оборот в
предыдущем квартале, так как легальное
понятие "квартальный оборот общества" в
законодательстве отсутствует, что отметил
и сам истец.
Ответчик привел
нормативные акты, указывающие на то, что
товары, которые подлежат изготовлению и/или
приобретению в последующие за заключением
сделки 10 лет, не являются и не могут
являться активами общества, в связи с чем
норма, приведенная истцом, к данным
правоотношениям не применима. Однако истец
требовал назначения экспертизы, которая
должна была установить квартальный оборот
общества и размер сделки.
Следует
отметить, что толкованию подлежит и
формулировка нормы абз. 12 п. 9.3 ст. 9 Типового
устава. Стороны по-разному понимали, размер
чего имел в виду законодатель - размер
сделки или размер активов.
Суды первой и
второй инстанций отказали в назначении
экспертизы, так как определили, что
оспариваемый договор сделкой с активами не
является. Соответственно вопросы, которые,
по мнению истца, требовали специальных
знаний, не являются вопросами, которые
подлежат разрешению при принятии решения в
смысле ст. 168 АПК РФ.
В целом грань между
специальными и правовыми познаниями бывает
иногда очень размыта.
При рассмотрении
налоговых споров часто возникает вопрос о
так называемой налоговой экспертизе,
которая проводится аудиторами или
независимыми бухгалтерами. Этот вопрос
всегда очень сложный, так как речь идет не
об арифметических подсчетах, которые могут
быть сделаны сторонами спора и затем
сверены, а о правилах отнесения того или
иного показателя в тот или иной регистр
бухгалтерского учета.
На самом деле, как
правило, речь идет именно о правовых
вопросах бухгалтерского учета,
налогообложения, которые судьи зачастую не
знают в достаточном объеме, и используют
иногда совершенно спекулятивные
разъяснения заинтересованных налоговых
органов или Министерства финансов.
К
примеру, долгое время имело
распространение использованное для оценки
отнесения арендной платы к затратам письмо
заместителя министра финансов РФ от 16.10.92 N
16-26-61. В нем указывалось, что плата за жилые
помещения, использовавшиеся в те годы под
офисы (тогда это не было запрещено), или
автомобили, арендуемые у физических лиц, не
может включаться в состав себестоимости,
потому что, по мнению заместителя министра
финансов РФ (так и было написано в письме),
эти фонды должны числиться у арендодателя в
качестве основных фондов.
Именно так
трактовали затраты на аренды налоговые
органы и следом за ними суды.
При этом в
то же время действовал Указ Президента РФ
от 14.10.92 N 1230 "О регулировании арендных
отношений и приватизации имущества
государственных и муниципальных
предприятий, сданного в аренду". Согласно п.
3 Указа исключительно Госкомимущество
России, его территориальные агентства и
соответствующие комитеты по управлению
имуществом субъектов РФ и муниципальных
образований являлись арендодателями
государственного имущества, в том числе и
находящегося на балансе государственных и
муниципальных предприятий и учитываемого
там в качестве основных фондов.
Естественно, что одно и то же имущество не
может числиться в качестве основных фондов
у двух организаций. Тем более что сами
комитеты по управлению имуществом являются
учреждениями и не имеют никакого баланса и
никаких основных фондов вообще, так как
основные фонды есть только у коммерческих
организаций.
Следовательно, по логике
Минфина России и арбитражных судов и ту
арендную плату, которая шла в бюджет по
договорам аренды, заключенных с комитетами
по управлению имуществом, следовало
относить на чистую прибыль. Однако ее,
разумеется, относили на себестоимость, и
налоговые органы никаких претензий по
этому поводу не выражали.
Понятно
желание Минфина России увеличить
фискальное ярмо предпринимателей еще и
заковыристым толкованием понятия аренды
основных фондов. Но судьи могли бы
заглянуть в п. п. 39 - 41 Положения о
бухгалтерском учете, утвержденного
Приказом Минфина РФ от 20.03.92 N 10, в котором
разъяснялось, что основные фонды (основные
средства) - это совокупность
материально-вещественных ценностей,
используемых в качестве средств труда и
действующих в натуральной форме в течение
длительного времени.
Никакой привязки к
отражению на балансе в качестве основных
фондов у арендодателя нормативные акты по
бухгалтерскому учету и отчетности не
содержали и не содержат в настоящее
время.
Тем не менее попытки обратить
внимание суда на Положение о бухгалтерском
учете были безуспешны в течение многих лет,
пока запрет на использование жилых
помещений в качестве офисов не положил
конец официальной оплате этих помещений.
Именно отсутствие достаточных знаний в
области экономики, бухгалтерского учета и
заставляет судей прибегать к экспертизе и в
тех случаях, когда можно было бы просто
изучить соответствующее
законодательство.
Психологическая
атака
В силу ст. 77 ФЗ "Об акционерных
обществах" (далее - Закон об АО) имущество
общества должно определяться по рыночной
стоимости, которую согласно п. 2 данной
статьи определяет решение Совета
директоров общества. Но если возник спор, то
рыночную стоимость должен определять
суд.
Поскольку оценочная деятельность в
Российской Федерации осуществляется в
соответствии с Федеральным законом "Об
оценочной деятельности" от 29.07.98 N 135-ФЗ,
оценка стоимости имущества производится
организациями, имеющими лицензию, либо
оценщиком, зарегистрированным в качестве
индивидуального предпринимателя и имеющим
соответствующую лицензию. Безусловно,
вопросы оценки требуют специальных знаний,
на что прямо указано в ст. 24 вышеупомянутого
Закона.
Для определения рыночной
стоимости имущества согласно п. 3 ст. 77
Закона об АО может быть привлечен
независимый оценщик.
В нашей практике
было дело о продаже акций ОАО
"Ноябрьскнефтегаз" 4 лицам, аффилированным с
обществом и его главным акционером ОАО
"Сибнефть". По решению Совета директоров ОАО
"Ноябрьнефтегаз", возглавляемого
представителями ОАО "Сибнефть", была
проведена дополнительная эмиссия, и вновь
выпущенные акции были проданы по закрытой
подписке 4 заранее установленным Советом
директоров лицам по цене более чем в 2 раза
ниже, чем официальные котировки.
На
данный момент закрытая подписка такого
рода прямо запрещена стандартами ФКЦБ РФ,
но в то время прямых запретов на проведение
закрытой подписки в законодательстве не
было. Не было в Законе и разъяснения понятия
аффилированных лиц.
В результате сделки
у нашего клиента вместо 11,5% акций оказалось
менее 2%, а его акции обесценились в 5 раз.
Единственным возможным способом защиты
нарушенного права было признание решения
Совета директоров о продаже акций
недействительным по основаниям ст. 77 Закона
об АО, согласно которому продаваемое
имущество подлежит оценке Советом
директоров, при этом стоимость должна быть
рыночной.
Для определения стоимости
акций был привлечен "независимый" оценщик,
который установил цену за одну акцию в
размере 6,9 доллара США, в то время как
котировки акций на бирже показывали цену
более 16 долларов США за акцию.
В
протоколе заседания зафиксировано, что
Совет директоров получил отчет
"независимого" оценщика в тот день, в
который было принято решение о
дополнительной эмиссии и продаже акций 4
заранее определенным лицам.
Было
очевидно, что определение количества акций,
которое следует выпустить (как основная
задача оценщика, указанная в отчете), при
том, что общая сумма, уплачиваемая за акции,
заранее установлена, возможно только в том
случае, если цена не определяется, не
оценивается, а заранее установлена.
Однако наши доводы, что в формуле
"количество акций равно сумме их оплаты,
деленной на стоимость одной акции" должны
быть заранее известны две составляющих,
судом приняты не были, и в иске о признании
решения Совета директоров было отказано.
Апелляционная инстанция по нашему
ходатайству назначила экспертизу отчета
"независимого" оценщика, после чего
процессуальным противником было сразу
предложено заключение мирового соглашения
с нашим клиентом, и ему была выплачена
компенсация за понесенные им в результате
продажи акций по закрытой подписке
аффилированным лицам эмитента убытки.
При этом предложения заключить мировое
соглашение поступили сразу после вынесения
определения о назначении экспертизы отчета
"независимого" оценщика и соответствия его
требованиям стандартов оценки.
Как
видим, в данном случае экспертиза сыграла
роль психологической составляющей
процесса, так как мировое соглашение было
заключено и исполнено до получения
результатов экспертизы, в результате чего
истец отказался от апелляционной жалобы.
В нашей практике имеется и другой пример
психологического воздействия экспертизы,
на этот раз на суд.
В одном деле при
погрузке был поврежден очень дорогой
прибор. При этом были нарушены сроки его
доставки морским транспортом, груз прибыл в
другой порт, в котором не было
погрузочно-разгрузочного оборудования для
таких грузов, неизвестные лица принимали
решения о его выгрузке, транспортировке по
территории порта, хранению.
Поскольку
вызванный на место происшествия эксперт
Торгово-промышленной палаты в отсутствие
представителей продавца и покупателя
немедленно установил отсутствие вины
порта, а затем вся тара и упаковка были
немедленно уничтожены, получатель груза
обратился в третейский суд, согласованный
сторонами в арбитражной оговорке, с иском к
поставщику. Истец полагал, что повреждение
произошло из-за неправильной маркировки
груза, а именно из-за неправильного
указания центра тяжести на упаковке.
Некоторые представители истца утверждали,
что установить причинно-следственную связь
между неправильным указанием центра
тяжести на упаковке и падением груза при
его транспортировке и погрузке на
неприспособленный транспорт невозможно. Но
другие представители истца считали, что
экспертиза может установить причину
повреждения и свяжет ее с маркировкой
центра тяжести.
В результате экспертиза
указала, что установить точную причину
повреждения груза нельзя, кроме той, что
груз был поврежден в результате
воздействия силы определенного веса (силы
тяжести груза при падении с транспортного
средства).
Таким образом, суду самому
пришлось принимать решение, которое в
результате было вынесено в пользу истца.
Здесь экспертиза также оказала
психологическое воздействие на суд.
Интересным является вопрос: нужны ли
специальные знания для оценки вопросов,
относящихся к защите деловой репутации?
Однако эти вопросы мы рассмотрим в
следующих публикациях.
Проблема
добросовестности
В деле о защите деловой
репутации истец обратился с требованием
отозвать письмо, направленное его
контрагенту ответчиком, порочащее, по его
мнению, репутацию истца. Письмо было
написано на английском языке, и переводы
истца и ответчика сильно отличались, хотя
оба перевода были заверены нотариусами,
удостоверившими квалификацию
переводчиков.
Поскольку перевод
английского текста требовал специальных
знаний, суд назначил экспертизу. При этом
различие в переводах для существа спора
имело значение, так как слова, выбранные
переводчиком истца, носили оскорбительный
характер, тогда как перевод переводчиком
ответчика был достаточно нейтрален.
В
качестве организации эксперта был выбран
Институт русского языка АН РФ.
Каково же
было удивление ответчика, когда он получил
экспертизу, в которой был приведен другой
(уже третий) перевод, но при этом указано,
что по смыслу более правилен перевод истца,
а различия несущественны и позволяют
трактовать текст в пользу истца! А ведь этих
вопросов эксперту никто не задавал!
***
В
международных арбитражах, как
институциональных, так и ad hoc, экспертиза
имеет колоссальное значение. Особенно если
вопросы касаются российского права, а
арбитрами являются иностранные юристы.
Разумеется, стороны стремятся привлечь как
можно более именитых экспертов. И здесь
вопрос научной, юридической
добросовестности эксперта имеет значение
не только для исхода дела, но в гораздо
большей степени для репутации России,
которая, к сожалению, неоднократно
подмочена и нашими политиками, и нашими
бизнесменами, и нашими, увы, судами.
Вопрос добросовестности эксперта мы также
предполагаем более подробно рассмотреть в
следующих публикациях.
ЭЖ-Юрист, 2005, N
15
